Дмитрий Дмитриев - Золотой век

— Но как же вы знаете… Как же вы узнали?

— Говорю, уши у меня долгие, глаза острые!..

— Это не ответ, — с удивлением осматривая здоровую коренастую фигуру Волкова, промолвил Серебряков.

— Какого же вам еще ответа нужно?

— Нет, нет, вы должны сказать, должны ответить…

— Ничего я вам не скажу и ничего не отвечу… А вот что, господин Серебряков, лучше-ка пойдемте со мной в кабачок к немке, выпьем, закусим там…

— Вы знаете мою фамилию?

— Даже знаю имя и отечество… Звать вас Сергей Дмитриевич, ведь так?.. — Волков как бы наслаждался смущением и удивлением Серебрякова.

— Это просто непостижимо… Вы или сыщик, или…

— Или колдун… Так и ладно!.. Называйте меня колдуном, а для первого знакомства пойдемте-ка к немке: она нас и напоит, и накормит.

— Но у меня нет…

— Денег?.. Это не беда, пустяки, у меня зато есть!

— Ваши деньги так при вас и останутся.

— Это верно… А хотите малую толику я уделю вам…

— Взаймы?..

— Разумеется, с отдачей, только без процента…

— Одолжите, одолжите мне несколько рублей… Я заплачу вам… Я завтра получу!..

— Пойдемте к Дрезденше [9] Содержательница известного в то время ресторана. , там и поговорим…

— Нет, нет, туда я не пойду…

— Почему?..

— Там могу я встретить знакомых, товарищей офицеров, а я в таком виде…

— Да, вид-то у вас не презентабельный!.. Ну, Дрездешпу побоку, пойдемте в другой кабак! Мы выберем такой, куда господа офицеры не заглядывают. Там, пожалуй, будет и посытнее, и подешевле.

— Но как же я с вами пойду, я вас совсем не знаю…

— Зато я вас знаю… Идем!

На Невском проспекте в то время было немало различных кофеен, трактиров и кабаков, куда ходили петербуржцы закусывать, обедать, пить кофе, вино, играть в карты, кости.

В одном из таких кабачков за отдельным столиком поместились Михайло Волков и Сергей Серебряков. Волков потребовал вина и разных закусок.

Голодный Серебряков с жадностью принялся за еду и вкусные блюда и запивал хорошим крепким вином.

Питательная пища и вино подкрепили его ослабевший организм. На его бледных исхудалых щеках появился румянец, глаза оживились; он стал весел и разговорчив.

Различные шутки и прибаутки, которые рассказывал Волков, заставляли его смеяться до упаду.

Выпитое вино заставило его забыть и былое горе и теперешнее незавидное положение.

— Знаете ли, Волков, мне сама судьба послала вас, как доброго гения. Скажу вам откровенно, денег у меня было так мало, что едва бы хватило заплатить за тарелку простых щей. Я, право, никак не мечтал о таком роскошном ужине. В долгу у вас я не останусь. Я завтра все, все заплачу вам. Завтра у меня будут деньги, я вам отдам! — косеющим от выпитого вина языком проговорил Серебряков.

Он начинал пьянеть. Голова у него кружилась.

— Стоит ли говорить о таких пустяках. Свои люди — сочтемся. Давайте-ка выпьем еще по чарочке за здоровье вашей невесты, княжны Натальи Платоновны! — наливая Серебрякову полный бокал крепкого вина, проговорил Волков.

— За здоровье княжны? Да, да! Я так ее люблю, так люблю. А Потемкин у меня ее хочет отбить, но это ему не придется, ведь так, Волков? Что-то у меня так страшно кружится голова, я почти ничего не вижу. Волков, где же вы?

— Да, здесь… Не соснуть ли нам, а? Пойдемте-ка, право…

— А куда вы меня повезете?.. К себе?

— Ну, разумеется, у меня квартира хорошая.

— К вам… я… готов ехать. А сознайтесь, Волков… вы колдун!.. Как вы узнали про мою любовь?

— Пойдемте, дорогою вам расскажу!

— Честное слово?..

— Ну, разумеется!

Серебряков с помощью Волкова вышел из кабачка, у подъезда которого стояла крытая повозка, запряженная тройкою лихих коней.

Серебряков, тоже при помощи Волкова, сел в повозку. Рядом с ним поместился Волков.

Кучер тряхнул вожжами, и кони вихрем понеслись по опустелым улицам Петербурга.

Было уже за полночь.

— Это просто непостижимо! Здесь какой-то заколдованный город, право. Здесь люди исчезают, пропадают неизвестно куда, — такие слова встревоженным голосом проговорил князь Платон Алексеевич Полянский, обращаясь к своей сестре княжне Ирине.

— Что же, офицер Серебряков не отыскан?

— Нет.

— Странно!

— Более чем странно, удивительно, непостижимо!

— Какой-то рок преследует беднягу Серебрякова.

— Тут неспроста, а что-нибудь да кроется. Я постараюсь проникнуть в эту тайну… Я… я должен это сделать. Серебряков мне не чужой, не посторонний… Что будет с бедной Наташей, когда она узнает об исчезновении своего несчастного жениха.

— Надо непременно это скрыть от Натали.

— Как ни скрывай, узнает.

— Известно ли об этом императрице? — спросила у брата княжна Ирина Алексеевна.

— Не знаю; думаю, что нет. Но я доведу до сведения ее величества… я, я все расскажу государыне… В исчезновении Серебрякова есть какая-то тайна, и государыня раскроет эту тайну, она прикажет живым или мертвым разыскать Серебрякова, и его найдут, непременно найдут.

— С Потемкиным ты об этом говорил?

— Говорил…

— Ну, и что же он?

— Григорий Александрович сам удивляется не меньше моего. Серебряков, по выходе из тюрьмы, был у Потемкина; Потемкин объявил ему милость императрицы. Ведь Серебряков произведен в капитаны гвардии.

— Неужели? — удивилась княжна Ирина Алексеевна.

— Разве ты не слыхала об этом?

— В первый раз слышу. Бедный Серебряков! Ему предстояла такая блестящая карьера…

— А тут, как на грех, он пропадает.

— Надеюсь, полиция об этом знает?

— Я сам ездил к Рылееву и просил его… Вся полиция поставлена на ноги. Сыщикам я обещал большую награду.

— Может, отыщут.

— Едва ли! — задумчиво проговорил князь.

— Почему, брат, ты думаешь, что полиция не отыщет Серебрякова?

— Потому что его едва ли станут держать в Питере.

— Ты, брат, думаешь, что он опять попал в неволю, в заключение?

— Без сомнения… Если бы Серебряков был на воле, то не стал бы скрываться и к нам бы первым пришел.

— Да, да, ты прав…

— Может, его и в живых нет.

— Что ты говоришь? — с испугом воскликнула княжна Ирина Алексеевна.

— Очень возможно, что Серебрякова убили.

— Да кто на это решится, кому он помешал?

— Эх, матушка, злому человеку немного надо.

— Но, кажется, у него не было врагов.

— А почем мы знаем?.. Вот нашелся же человек, который ни в чем неповинного Серебрякова держал под замком… морил его в неволе.

— Ты про себя говоришь?

— А то про кого же?

— Раскаиваешься, это хорошо, мой брат.

— Раскаиваюсь, только, кажется, поздно.

— О, раскаяние никогда не может быть поздним.

— Премного я виноват перед Серебряковым и свою вину я хотел загладить, хотел за него дочь выдать… И что же, он пропадает, и все розыски ни к чему не приводят… Серебряков как в воду канул, — печально проговорил князь Платон Алексеевич, опуская свою седую голову.