Дмитрий Дмитриев - Золотой век

Нам придется вернуться на целые десять лет назад, к тому времени, когда Серебрякова напоил до потери сознания, подсыпав ему в вино «дурману», проходимец Михайло Волков.

После такого угощения бедняга Серебряков не скоро очнулся; так его и увезли из Петербурга.

А когда он очнулся, то был уже далеко от города.

Серебряков застонал от головной боли, открыл глаза и с удивлением осмотрелся кругом.

Он находился в душной низкой избе, с закоптелыми стенами, с двумя маленькими оконцами.

Серебряков лежал на каких-то подмостках, заменявших ему кровать; он с трудом встал, так как все тело у него болело, ныло, и подошел к покосившейся двери, чтобы ее открыть, но дверь оказалась запертой снаружи.

— Что это, никак я опять очутился в запоре, — вслух проговорил Серебряков и приблизился к окну. Взглянув в него, он невольно подался назад: у окна стоял с ружьем в руках солдат.

— Меня стерегут, часовой с ружьем… Что все это значит? Где я? И что со мной? Неужели опять под арестом!… Но ведь меня выпустили из крепости… Мне попался какой-то странный человек, он угостил меня на Невском в кабачке и вином, и едой… Куда-то повез… Я все это припоминаю… Я уснул и долго ли спал — не знаю… Надо узнать, что все это значит?

Серебряков подошел к двери и стал в нее барабанить и руками и ногами.

Послышался стук замка; дверь кто-то отпирал; вот она отворилась, и на пороге появился Михайло Волков. Недобрым взглядом окинул он Серебрякова и холодно спросил:

— Что вы стучите?.

— А это вы, вы… Вы прикинулись моим приятелем… Скажите, куда вы завезли меня? Где я? Я помню, вы поили меня вином и куда-то повезли? Ну, что вы молчите, говорите же, говорите? — быстро сказал Серебряков, теребя за рукав Волкова.

— Прежде всего оставьте мой рукав и успокойтесь.

— Мне успокоиться, мне? Когда я из одного несчастия попадаю в другое, из одной тюрьмы в другую… Мне успокоиться!

— А если вы станете волноваться и кричать, то я уйду.

— Уходите, уходите, и я уйду, — нервно крикнул Серебряков.

— Нет, вы не уйдете.

— Как не уйду?

— Да так, вы будете сидеть здесь под замком.

— Под замком? Опять под замком? Стало быть, я…

— Вы — мой арестант, — невозмутимо промолвил Волков, торжествующим взглядом посматривая на Серебрякова.

— Арестант… Вы… вы… смеетесь надо мной.

— Не думаю…

— Как же я попал к вам под арест… Кто же вы?

— Я сыщик, только не простой, а главный.

— Что вы сказали?… Вы… вы сыщик; как же это вы поили меня вином сегодня…

— Вы ошиблись, это было не сегодня, а вчера, вы проспали почти сутки… Мне надо было увезти вас из Питера без скандала, тихо, вот я напоил вас и увез из Питера.

— Так это вы притворились, что мне сочувствуете!

— Уловка, хитрость сыщика.

— Честная уловка, нечего сказать, — желчно промолвил бедняга Серебряков.

— Что делать, — служба.

— Куда же вы меня везете?

— Я не должен бы вам этого говорить, но я питаю к вам какую-то симпатию.

— Так, так… эта симпатия и заставила вас напоить меня до бесчувствия и предательским образом завладеть мною.

— Повторяю, моя служба заставила меня так с вами поступить.

— Благородная же ваша служба.

— Службы бывают всякие, государь мой.

— Да не в том дело, говорите, куда вы меня везете?

— Далеко, очень далеко…

— Да, куда, куда? — не спросил, а нетерпеливо крикнул Серебряков.

— В Сибирь, — холодно ему ответил Волков.

— Не может быть!… Я не совершил никакого преступления, за что же меня ссылать в Сибирь, что я сделал?

Бедным Серебряковым овладело отчаяние.

— Я ничего не знаю и исполняю, что мне приказано. Я жалею и сочувствую вам…

— Не нуждаюсь я ни в вашей жалости, ни в вашем сочувствии. Слышите ли вы?

— Слышу, не глухой и притом вы так кричите, что услышал бы и глухой…

— За что же эти муки, за что?… Ведь меня нашли невиновным и выпустили из крепости…

— Это, государь мой, была одна только комедия — вы осуждены, а вам только сказали, что вы помилованы…

— Но ведь меня выпустили, я ходил на свободе… Я… я мог бы куда-нибудь уйти, уехать…

— Никуда бы вы не ушли и никуда бы не уехали.

— Почему, почему?

— А потому что я следил за каждым вашим шагом, за каждым вашим движением.

— Этого еще не хватало, чтобы в Сибирь меня отправить, ни в чем невиновного.

— Послушайте, Серебряков, мне вас жаль и я хочу вам помочь, — после некоторого размышления промолвил Волков.

— И за помощь потребуете деньги, а у меня ничего нет, я… я нищий.

— А вы слушайте и не перебивайте меня. Денег с вас теперь я не спрошу, вы отдадите тогда, когда женитесь на княжне Полянской.

— Как, разве вы знаете!… — с удивлением воскликнул Серебряков.

— Я сыщик и должен все знать. Итак, когда вы женитесь на княжне, в ту, для вас счастливую пору вы мне дадите тысячи две-три…

— Вы смеетесь надо мною, господин сыщик, я… я никогда не женюсь на княжне.

— Женитесь, если будете меня слушать… Если я вам помогу бежать из-под конвоя, то устрою и вашу свадьбу.

— Вы мне хотите устроить побег?

— Разумеется. Я и сам с вами убегу, потому что ремесло сыщика мне страшно надоело…

— Вы… вы говорите правду?

— Неужели стану врать…

— Но куда же мы убежим?

— В Турцию…

— Возможно ли в Турцию…

— Там мы будем в полной безопасности. Итак, по рукам, что ли!

— Знаете, я не верю в искренность ваших слов, не верю… И вы… вы безжалостно надо мной смеетесь…

— Дело ваше…

— Бежать в Турцию без гроша в кармане…

— О деньгах не заботьтесь… Хотите, скажу я вам чистую правду, откуда у меня явилось желание вам помочь.

— Говорите!

— Я подкуплен помогать вам.

— Кто же вас подкупил?

— Ваша невеста.

— Княжна! — удивленный и обрадованный, воскликнул Серебряков; он, не сознавая злого умысла проходимца Волкова, шел на его удочку.

— Княжна вас любит. Она дала мне много денег, чтобы я вас избавил от Сибири. Вот я и решился вас освободить и самому скрыться с вами… Россию для укрывательства я не выбрал, потому что оставаться вам здесь более чем опасно, и я выбрал Турцию, там мы будем в полной безопасности, пройдет известное время — об вас позабудут, и тогда мы с вами вернемся в Россию.

Волков говорил так убедительно и так искренно, что нельзя было ему не поверить.

— Согласны, что ли?

— Что же еще спрашивать? Кому же не мила воля-матушка!…

— Ну, так этой же ночью вы будете на свободе, только чур! — слушать меня и верить мне.

— Но как это вы сделаете?

— Очень просто, я прикажу конвойным солдатам спать, этому они будут очень рады, и мы с вами убежим.

— Нас могут поймать?

— Не бойтесь, не поймают, так все обдумано, все устроено… за нами не будет погони.

— Неужели мы будем идти пешком?