Дмитрий Дмитриев - Золотой век

— А если не даст Сутерланд мне денег, откажет, тогда что делать? В Москву без денег не поедешь. А ехать мне необходимо, надо хлопотать о вводе во владение. А главное, в Москву поеду, увижу княжну Наташу. Видеть ее для меня составляет большое счастье.

Если и не даст банкир мне денег, а в Москву я все же поеду, заложу кое-что, продам, а в Москву поеду. Там, может, меня счастье ждет. Во что бы то ни стало я объяснюсь с княжной… открою ей свою душу… кто знает, может княжна-красавица порадует меня ответом… Одно горе: сам князь едва ли согласится за меня, бедняка, выдать свою дочь, не о таком зяте он думает, — таким размышлениям предавался Сергей Серебряков, маршируя по «Невской першпективе».

Вот и большой красивый дом банкира Сутерланда.

Но что это значит! У парадного крыльца квартиры банкира стоят с ружьями двое солдат; они молодцевато отдают честь гвардейскому офицеру.

Серебряков поднимается на лестницу, входит в переднюю и видит нескольких полицейских.

— Зачем вы здесь? — спрашивает он у одного полицейского.

— Не могим знать, ваше благородие, — отдавая честь, отвечает полицейский.

— Странно, ты даже не знаешь, зачем здесь находишься? — невольно улыбнулся Серебряков.

— Точно так, ваше благородие… не приказано сказывать…

— Кем не приказано?

— Высшим начальством.

Гвардеец офицер из передней направился в приемную, в надежде там встретить банкира или кого-нибудь из его домашних; но в приемной никого не было, только слышно было, что в следующей комнате кто-то говорит и громко плачет.

Серебряков приотворил туда немного дверь и увидал такую картину: жена банкира, его дочь и сын заливаются горькими слезами. Другие домашние стараются их утешить.

«Уж не умер ли банкир?» — подумал молодой офицер.

Увидя Серебрякова, сын банкира перестал плакать и подошел к нему.

— Что это значит, уж не умер ли господин банкир? — спросил Серебряков у молодого человека.

— Ах, господин офицер, лучше бы было, если бы умер мой отец…

— Что вы говорите? — удивился Серебряков.

— Совершенную правду говорю, господин офицер…

— Я… я вас не понимаю… вы… вы желаете смерти своему отцу?

— Да, господин офицер… я, мама, сестра, да и все мы желали лучше бы видеть отца умершим… не дожить бы ему до этой страшной минуты…

— До какой минуты? Что вы говорите? Объясните мне, ради Бога! — воскликнул Серебряков. Он был несколько знаком с самим Сутерландом, а в особенности с его сыном.

— Моего бедного отца, по приказанию государыни, скоро превратят в чучело, — захлебываясь слезами, ответил ему сын банкира.

Серебряков ничего не сказал на это, только с удивлением и жалостью посмотрел на молодого человека и подумал:

«Бедняга, он с ума сошел».

В этот же день утром петербургский обер-полицеймейстер бригадир Рылеев был с докладом у императрицы Екатерины Алексеевны.

И, окончив свое дело, хотел было откланяться, но государыня его остановила такими словами:

— Послушай, господин бригадир, у тебя при полиции есть, кажется, такой человек, который умеет искусно делать чучела из зверей и птиц?..

— Так точно, ваше величество, есть.

— Прикажи, пожалуйста, ему набить чучело из Сутерланда и отошли его от моего имени в кунсткамеру; пусть там поберегут это чучело как редкость… Слышишь?

— Слушаю… ваше… ваше величество, будет исполнено, — задыхаясь от волнения и удивления, ответил государыне обер-полицеймейстер.

— Можешь идти, господин бригадир.

Но Рылеев не уходил, а дрожащим голосом спросил:

— Смею спросить, ваше величество… вы изволили приказать из Сутерланда сделать чучело?

— Ну да, да!.. Ступай исполни сегодня же!

— Слушаю, ваше величество.

Обер-полицеймейстер Рылеев, отличавшийся необыкновенною исполнительностью и вместе с тем ограниченным умом, захватив с собою нескольких солдат и полицейских, отправился в дом банкира Сутерланда и, пройдя прямо к нему в кабинет, смущенным голосом проговорил:

— Я… я должен вам сообщить, господин Сутерланд, ужасную новость…

— Какую, господин бригадир?

— Я… я не знаю, как вам и сказать, господин банкир… на меня, пожалуйста, вы не претендуйте, я только исполнитель… мне приказывают, я исполняю…

— Да скажите, в чем дело, господин бригадир?

— А дело в том, что я, господин Сутерланд, из вас должен сделать чучело, по приказанию ее императорского величества.

— Что? Что вы говорите! Да вы, господин бригадир, видно, с ума сошли! — с удивлением и ужасом, посмотрев на Рылеева, воскликнул банкир.

— Я так вас господин Сутерланд люблю и уважаю, что желал бы лучше сойти с ума, чем сообщать вам решение государыни, сделать их вас чучело и отправить в кунсткамеру, — слезливым голосом проговорил обер-полицеймейстер.

— И вы, господин бригадир, говорите это серьезно? — побледнев спросил банкир.

— Совершенно серьезно, и я должен приступить к исполнению приказаний ее величества не мешкая.

— Мой Бог! Что же это? Чем прогневал я императрицу?

— Такая ужасная смерть, — с отчаянием воскликнул бедняга банкир.

Он упросил Рылеева отсрочить ненадолго исполнение приказаний государыни, написал письмо к императрице, в котором просил себе милосердия.

Это письмо взялся отвезти Серебряков к генералу-губернатору графу Брюсу и упросить его передать государыне.

— Я бы свез графу письмо и сам, но я не должен отлучаться, не выполнив приказаний ее величества, — проговорил исполнительный начальник полиции.

Офицер Серебряков понял, что здесь вышло какое-то недоразумение, да и нетрудно было догадаться, что императрица никогда не решится на такой бесчеловечный поступок.

Вскоре все объяснилось.

Граф Брюс, выслушав рассказ Серебрякова, подумал, что Рылеев сошел с ума, и с письмом банкира Сутерланда поехал во дворец.

Государыня пришла в ужас, выслушав рассказ Брюса о том, как Рылеев хочет из банкира сделать чучело и отправить в кунсткамеру.

— Боже мой, граф, какие ужасы вы мне рассказываете! Ведь этот сумасшедший Рылеев перепутал: у меня была маленькая собачка, ее назвала я Сутерландом, потому что мне подарил ее банкир. Собачка вчера околела, и я приказала Рылееву сделать из нее чучело и отправить в кунсткамеру. Поезжайте, пожалуйста, граф, успокойте, утешьте банкира. А сумасшедшему Рылееву дайте строгий выговор, чтобы он был осмотрительнее и внимательнее к моим приказаниям, — проговорила государыня. — Иначе нам с Рылеевым придется расстаться, — добавила она, отпуская графа Брюса.

И скоро печаль и скорбь в доме банкира Сутерланда сменились радостью и весельем.

Банкир рассыпался в благодарностях перед гвардейским офицером Серебряковым и без процентов, и без расписки, а на честное слово ссудил ему порядочную сумму денег на поездку в Москву.