Ульрих Бехер - Охота на сурков

— Да нет, просто плохо пахнет, — пояснила Туммермут. — Давай-ка выйдем на свежий воздух.

Ансамбль «Эхо Голубого озера» заиграл туш. Maître de plaisir[ 285] 285 Здесь: главный распорядитель (франц.). начал раздавать хлопушки.

Последующие события можно описать лишь телеграфным языком, каким я пользовался в одном из своих военных дневников. Были минуты и ситуации, которые разыгрывались в ритме стаккато, без фермат, без ригардандо, ситуации и минуты, напоминавшие пулеметные очереди, хотя, вполне возможно, пулеметные очереди, выпускаемые во время маневров, а не в военное время. Ситуацию же в целом и в каждую отдельную минуту в этом 1938 году, году аншлюса и создания нового Великогерманского рейха Шикльгрубера, следует охарактеризовать как скрытую форму войны — война шла повсюду, даже на так называемых классических мирных островках. А во время войны на повестке дня стоят наступательные и оборонительные действия. Впрочем, как антитеза к тому, что люди превращаются либо в убийц, либо в убитых, возникают и идиллии (иногда в кавычках), идиллии и романы, разыгрывающиеся в промежутках между встречами и расставаниями и заключающие в себе всю гамму чувств вплоть до откровенной похоти. Но чем сильнее человек ощущает свою причастность к войне, тем меньшее место занимает в его жизни союз «и» . Когда я шел по следу моих предполагаемых преследователей — по следу, который оказался потом ложным, — когда я метался между еврейским семейным пансионом на вилле «Муонджа», конторой по перевозке мелких грузов Паретта-Пикколи и домом Туснельды — специалистки по лечебной гимнастике, — все мои переживания были предельно краткими, в стиле военного дневника. Для множества «и» у меня не хватало времени и места, так же, впрочем, как и для некоторых глаголов. Ибо каковы в конечном счете, в конце концов глагольные формы, употреблявшиеся на мировой войне (школу которой я прошел)? Убивать. Быть убитым. А если привести это к одному трансцендентному знаменателю, то — убивать себя.

Понедельник, 22 ч. 45 м.

Звездная ночь, поразительно ясная, прохладная, даже морозная; ты выходишь из жаркого, душного помещения, а с озера дует ночной бриз; я поднял воротник вельветовой куртки. Куда тащит меня Т.? Крадучись ведет к себе домой? На помосте танцплощадки под открытым небом стоит как часовой какой-то тип. Пьяный. Плюет через перила — их видно по пунктиру огоньков, — опутанные гирляндами электрических лампочек; пьяный иногда пытается запеть, чертыхается на ретороманском языке. Может, Верена держит путь к летней деревянной беседке, где недавно играл ансамбль «Эхо Голубого озера»? Но там слишком холодно для любовного свидания, да и плюющий человек не очеиь-то воодушевляющее соседство. В зале — сплошная канонада: рвутся хлопушки. Слуховое окно наверху светится красным; ага, пресловутый красный фонарь публичного дома. Вспоминаю красный свет , который видел позавчера вечером, бродя около лодочного сарая Кадуф-Боннара. Неужели она тащит меня наверх? На мой вопрос Т. отвечает: нет, это не ее комната, она живет в другом месте; здесь, наверху, по ночам готовится к экзаменам ученик аптекаря из Швица, зубрит в «лирическом полумраке», под звуки патефона. Аббат Галиани: «Правда не наш удел. Наш удел оптический обман». Может, все, что говорят о Т. санкт-морицкие сплетники, — ложь. Может, она не «цюрихская подстилка» (девица легкого поведения, шлюха), а только представляется такой? Может, она всерьез помолвлена с Ленцем? Сейчас мы узнаем. На вопрос, где ее комната, Т. отвечает: дальше, за водопадом. Но туда идти нельзя, слишком опасно из-за хозяина (арендатора) ресторана «Мельница на Инне и Милан»; кстати, не считаю ли я, что ее место в Цюрихе? А где именно? В самом низу? На дне? В Цюрихе есть дно? Да, есть, но она не имеет к нему отношения, интрижку со мной она затеяла не из-за денег. Я несколько оторопел, bouleversant[ 286] 286 Взволнован, потрясен (франц.), , но возбужден, жажду удовольствий перед лицом такого количества смертей! Коротко говоря, явственное «Трюлюдю» удаляется, шум водопада приближается.

Нечто вроде павильона с минеральным источником напоминает также бункер, поросший травой, без окон, с железной дверью, у Т. есть ключи от этой двери; внутри относительно тепло, Т. роется в сумочке, достает крохотный карманный фонарик — японский. Помещение похоже на чулан: поломанные садовые стулья громоздятся до испещренного пятнами бетонного потолка. Рядом венецианские качели, пришедшие в негодность; на каменном полу длинный матрас; воздух сырой, спертый, как в старом здании водолечебницы. Из-под земли доносится шум, Т. объясняет: «Это Инн». Я отвечаю: «Надеюсь, не крысы». Зеленый плюшевый мишка, Т. и я на матрасе.

Пятиминутный поцелуй, пол-лица у меня намокает от теплых слюней, моя рука в эластичном вырезе платья с блестками. Черт подери, она не носит бюстгальтера. У нее что называется стоячая грудь, грудь «фу-ты, ну-ты», теплый липкий пот от бурных танцев.

Ночь любви! К тебе пою.

Ты насытишь страсть мою.

Невольно я вспомнил баркаролу Оффенбаха, звучавшую над дедушкиным кабинетом благодаря радиоинженеру Сабо. Нет, пусть сгинут воспоминания, я хочу жить, ж, и, т, ь, прожигать жизнь из-за плохой жизни, превращать нужду не в добродетель, а в порок. Наше шушуканье заглушает журчание подземной реки, я повышаю голос. Надо раздеться, в одетом виде я не могу faire l’amour[ 287] 287 Заниматься любовью (франц.), . Губы у нее пышут жаром: «Совсем раздеться слишком опасно». Я: «Дверь но запирается?» Она: «Только снаружи». Помогает мне снять с нее трусики, но не дает снять пояс с резинками, резинки туго натянуты как струны контрабаса, врезаются в пышные бедра, зад до неправдоподобия мягкий, рука моя буквально чувствует, какой он розовый. «Иди сюда. Иди. Мы с тобой хитрые ребята. Правильно? Иди, Альберт. Иди». Ее пухлая рука расстегивает мой пояс (не ощупав его, не узнав, что он нашпигован патронами), находит пуговички, находит то, что ищет. Но я чересчур нервен, взволнован, раздражен и в то же время измочален. Результат психических и физических перегрузок за последние двадцать четыре часа. Грудь «тьфу-ты, иу-ты»… Неужели я опозорюсь? Она: «Иди сюда, иди, иди ко мне». Подземное журчание, потом ее внезапный визг, железная дверь распахивается.

Классическая сцена — двое застигнуты на месте преступления. Как говорят англичане, «caught with the pants down»[ 288] 288 Захватить врасплох; букв.: захватить без штанов (англ.). . В проеме двери слегка покачивающаяся мужская тень. Пьяный? Щелкает зажигалка. Да, это Ленц Цбраджен. С шутовской дурацкой феской на голове! В левой руке держит зажигалку, пламя которой колеблет бриз с озера, в правой — карабин. Из танцзала доносится праздничный гуд, «трюлюдю» чудо-кларнетиста. Треск хлопушек.