Ульрих Бехер - Охота на сурков

Мы с Карлом — каждый из нас держал под руку свою девицу из Иглау в широченной накрахмаленной юбке — прошли мимо ипподрома к знаменитому «гигантскому колесу» и принялись кивать и подмигивать «инженеру» Пейцодеру, который обслуживал механизм этого сооружения, напоминавшего гигантские часы. Мы знали, если «инженер» в ответ слегка наклонит голову в сером котелке, сильно смахивающую на голову дикого кабана, это означает «сегодня не выйдет». Если же он украдкой покажет нам, к примеру, девять пальцев, это значит «можно устроить в девять».

Тем временем мы довольствовались малым: наслаждались теплым сентябрьским днем, забравшись в гондолу в стиле рококо, которая парила в воздухе; что и говорить, аттракцион был скромный. КАРУСЕЛЬ КАЛАФАТИ — САМАЯ СТАРАЯ КАРУСЕЛЬ В ЕВРОПЕ. Над входом в балаган, словно изображение божества над входом в святилище, красовался гигантский мандарин с косой неимоверной длины. «Да-да, пошли к Калафати, я слышала о нем еще в Иглау!» ФРАНЦ РУГЕР — СТАРАЯ ВЕНСКАЯ ДОРОГА ЧЕРЕЗ ГРОТЫ. Иоганн Штраус-младший, кукла в рост человека, совсем как живая, дирижировала оркестром, исполнявшим вальс Штрауса «Весенние голоса». Девица Карла: «Да-а, пошли к Штраусу!» Гомза: «О нем вы уже тоже слышали в своем Иглау?» ВАЛЬПУРГИЕВА НОЧЬ — ВХОД ДЛЯ ДЕТЕЙ ТОЛЬКО СЗАДИ! Моему шраму на лбу пришлись не по вкусу «русские горы», то поднимавшиеся на головокружительную высоту, то стремительно падавшие вниз; кроме того, лязг вагончиков, несшихся по рельсам, напоминал свист гранат, а я совсем не хотел, чтобы мне напоминали «об этом». (Законное желание.)

— Да-а, а теперь давайте пойдем к аттракциону «Катапульта».

В ту секунду, когда гондолу «выстреливали», наши дико визжавшие девицы из Иглау со всеми своими нижними юбками, тремя или четырьмя, являли собой поистине сенсационное зрелище для зевак, толпившихся за оградой. В соседней гондоле в полном одиночестве сидел, подняв колени, человек на несколько лет старше меня с худым бледным лицом и с зачесанными назад волосами. В нем я узнал бывшего фронтовика узнал не только по невозмутимости, с какой он воспринимал все выкрутасы аттракциона. Из завернувшейся штанины его брюк выглядывал гладко отполированный деревянный протез и резинка, придерживающая носок. Каждый раз, когда гондолу отшвыривало, у меня в голове мелькала мысль: что будет, если его деревянная нога отлетит и угодит в голову Иоганну Штраусу…

Моя девица взвизгнула:

— Да-а, а теперь пойдем к ужасам, пойдем к «туннелю ужасов», Фердль.

— С чего ты взяла, что меня зовут Фердль? — спросил я.

— А как тебя зовут?

Гомза сказал:

— Его зовут дон Альфонсо, он испанский кронпринц, путешествующий инкогнито, и еще он знаменит тем, что страдает белокровием.

— Расскажи это своей бабушке, Фрицль.

— Меня зовут не Фриц, а Карл, — заметил Карл.

— А меня зовут не дон Альфонсо, а дон Альберто, — сообщил я.

— Стало быть, Бертль. Пошли в «туннель ужасов».

— Я и так не вылезаю из туннеля ужасов, — сказал я.

ВЕСЕЛОЕ МОРСКОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ В АФРИКУ. НИКАКИХ УЖАСОВ! НИКАКИХ МЕРТВЕЦОВ! НИКАКИХ ПРИВИДЕНИЙ!

— Ладно. Давайте поедем сперва в Африку. Очень полезная прогулка.

В драндулете, изображавшем пароход, мы въехали в обширный паноптикум; все было обставлено очень трогательно. Казалось, тебя перенесли в эпоху Жюля Верна. Плавно покачивающийся драндулет автоматически останавливался перед освещенными витринами, где пылились муляжи — люди и звери в натуральную величину: мы увидели дельфина, резвящегося в Средиземном море, ветхого верблюда вкупе с потертым бедуином на фоне пирамид Гизэ, увидели полслона — его задняя часть была отрезана кулисой с нарисованными зарослями, увидели сильно полинявшую фата-моргану, стаю фламинго, тигра, знавшего лучшие времена, двух львов, которые вот уже пятьдесят лет гнались за намалеванным стадом антилоп; увидели отважного исследователя в клетчатом тропическом шлеме — воинственно раскрашенные людоеды притащили его к котлу, сильно смахивающему на сидячую ванну. (Сцена эта была также рассчитана на увеселение публики.)

— Ну как тебе нравится, Мицци?

— Людмилу зовут не Мицци, а Милли, — с ударением поправила меня девица Карла.

— В Африке было скучно, — сказала моя Милли. — Да-а, пойдем же наконец в «туннель ужасов», мне уже давно хочется в заколдованный лабиринт.

НОВЫЙ ТУННЕЛЬ УЖАСОВ И ЗАКОЛДОВАННЫЙ ЛАБИРИНТ.

Над входом и выходом извивался неимоверно раздутый болотного цвета дракон из папье-маше. ЗА ВХОД 100 000 КРОН. ДЕТИ ДО 16. ЛЕТ В ТУННЕЛЬ НЕ ДОПУСКАЮТСЯ. Р. Т. [291] Praomisso titulo (лат.) — опуская титул. ГОСПОДАМ СО СЛАБЫМИ НЕРВАМИ ТАКЖЕ СОВЕТУЕМ ПООСТЕРЕЧЬСЯ.

Из бойниц сооружения, которое должно было изображать форт иностранного легиона в пустыне, торчали человеческие черепа немыслимых размеров.

Карлу посчастливилось: он оказался слишком молод и потому не попал в мясорубку мировой войны, перемалывавшую человеческие жизни, совсем иное случилось со мной; не мудрено поэтому, что зрелище форта вызвало у меня аллергию, но я не подал виду. Сел вместе с моей девицей из Иглау в двухместный открытый вагончик на колесиках, по бокам которого были укреплены для безопасности цепи. Карл со своей девицей уселись позади нас в другой вагончик, после чего мы с грохотом вкатились через открывающиеся и закрывающиеся двустворчатые двери в тьму кромешную, пахнувшую глиной и клейстером; в темноте мы поднимались и падали, в темноте нас швыряло из виража в вираж. Милли, вцепившись в меня, заорала что было мочи еще до того, как началась чехарда ужасов.

Но вот внезапно вспыхнул свет — такая вспышка бывает ночью вокруг дула стреляющего орудия, — и на нас бросился трехметровый Кинг-Конг[ 292] 292 Гигантская обезьяна — персонаж фильма Э. Шодзака и М. Купера (1933). , протянув к нам свои отвратительные волосатые руки; вагончик чудом ускользнул от страшилища. Потом взорвалось что-то похожее на трассирующие боеприпасы, и на нас напал беглый каторжник, судорожно сжимавший в руке окровавленный нож; упиваясь своим страхом, Милли кричала так, словно голосовую щель у нее свело судорогой, кричала наперегонки с девицей Карла; прошла еще секунда, и мы переехали дряхлого, жутко завопившего нищего; за моей спиной раздался молодой смех Карла. А потом мы, будто кукушка из шварцвальдских часов, внезапно выскочили в золотой венский день и покатили по наружной галерее «форта в пустыне»; над балаганами Пратера величественно крутилось «гигантское колесо», на котором мы, если господин Пейцодер захочет, сможем…

— Да-а, страх как волнительно, — сказала Милли и торопливо чмокнула меня в ухо. Но тут что-то щелкнуло, и мы опять влетели через резко откидывающиеся створки в ту же тьму египетскую, оставлявшую на губах вкус клейстера и пыли. Теперь, по-видимому, настала очередь духов «туннеля ужасов»; с потолка на нас медленно спустилось белое привидение, нечто среднее между монахиней-кармелиткой, личинкой майского жука и дирижаблем. Вспыхнул зеленый свет — из пруда протянул руки утопленник, красная вспышка — нож гильотины со свистом падает на голову казнимого. Желтая вспышка — робот в рост человека подталкивает размахивавшую зонтиком женщину в трауре к крышке гроба, из-под которой вылезает белая рука. Потом нас угостили предсмертными воплями людей и рыком хищников, — эти звуки неслись с заигранных патефонных пластинок; тьма была хоть глаз выколи, и что-то все время касалось лица, кажется распущенные волосы — ощущение было в самом деле отвратительное. Однако неожиданно мы увидели человека (не манекена) в синем комбинезоне, с чисто венским добродушием уплетавшего за обе щеки колбасу, — как видно, распахнулась не та дверь.