Ульрих Бехер - Охота на сурков

И только одна фигура двигалась не переставая…

Передо мной был форт Иностранного легиона, который представлял собой часть «туннеля ужасов», так сказать один из его аксессуаров. И вот этот аксессуар (с задней голой стороны, не предназначенной для публики, не так уж тщательно отделанной) венчался плоской крышей. А на крыше судорожно двигался, ходил взад и вперед (по рельсам) часовой. Заводная кукла была обряжена в форму легионера, в светло-голубую фуражку Légion étrangère[ 296] 296 Иностранный легион (франц.). и в бурнус, как на гогеновском спаги Фариде Гогамеле (с оригиналом этой картины я еще не был знаком в то время), только бурнус заводной куклы был не белый, а темно-красный.

Если бы я подошел к входу «нового туннеля ужасов» со стороны главной площади Пратера, я бы никогда в жизни не заметил «часового». Своим зрячим глазом я увидел робота как раз в ту секунду, когда он, добравшись до конца рельсов и взмахнув красной накидкой (ей-богу, совсем как живой), повернул назад — при этом корпус куклы неестественно накренился, словно заводной механизм заело, но потом робот опять выпрямился и двинулся дальше по направлению к адмиралу Тегеттхоффу.

Дойдя до противоположного конца рельсов, робот в форме солдата Иностранного легиона, опять сделал полный поворот и, элегантно взмахнув бурнусом, пошатнулся… но тут же как ни в чем не бывало, подрагивая, двинулся прямо в ту сторону, где находился я.

ТО БЫЛА СМЕРТЬ В ФОРМЕ СОЛДАТА ИНОСТРАННОГО ЛЕГИОНА.

Может быть, скелет купили в больнице для бедняков. Может быть, это был скелет одного из тех раненых — их были миллионы, — который сдох уже после войны от войны. Теперь он в яркой форме стража передвигался над пустыней, его тщательно очищенные от плоти кости соединили пружинками, снабдили шарикоподшипниками, электрическими проводами; и получился исправно работающий механизм.

Венский ветреный день — дул сирокко, день ранней осени, подходил к концу, минуты бежали, а я как завороженный, не отрываясь, хотя и с отвращением, смотрел на смерть в форме легионера; смотрел, как она, подрагивая, двигалась взад и вперед по рельсам на фоне огненно-пламенеющего заката. И пока я смотрел, у меня вдруг забрезжила мысль о том, что война, с которой я пришел, все еще продолжается.

Человек и собаки стояли неподвижно перед крутым спуском из «Акла-Сильвы» — между гаражом и садовыми воротами, фонарь над которыми уже не горел. Млечный Путь светил так ярко и ясно, что от коренастого мужчины и двух огромных псов, застывших у него по бокам, падала прозрачная тень, расширявшаяся, казалось, в конце дороги.

Подойдя ближе, я узнал Бонжура, державшего на двойном поводке дрессированных датских догов — догов этих тен Бройка завел, чтобы охранять спаги Гогена; один был серо-розовый, другой — черный с желтыми пятнами (так сказать, цветов императорско-королевского флага). Звездная иллюминация оказалась достаточно светлой, чтобы различить окраску собак, а также оливковый цвет ливреи слуги (определение «слуга» как нельзя лучше подходило к Бонжуру, одновременно служившему садовником, лакеем и шофером у Йоопа). Я сказал:

— Bon soir, monsieur Bonjour [297] Добрый вечер, господин Бонжур (франц.). .

Поколебавшись секунду, Бонжур тоже поздоровался, после чего поза громадных догов стала чуть-чуть менее напряженной. На мой вопрос, почему он не пошел на «гулянье», Бонжур ответил на своем français-fédéral [298] Французский язык, на котором говорят в Швейцарии (франц.). уроженца кантона Во, впрочем, с явной неохотой. Дескать, мсье уехал и поручил ему охранять дом и мадам. Прежде всего, спаги, подумал я и спросил, но слышал ли он, что случилось в трактире «Мельница на Инне и Милан»? Бонжур ответил, что не слышал, ответил односложно, с демонстративным безразличием. Мое предположение о том, что Йооп настроил Бонжура против меня, подтверждалось; вероятно, Йооп даже дал ему инструкцию по возможности не пускать меня в «Акла-Сильву». Таким образом, Бонжура по Удастся уговорить поехать в Понтрезину… В эту минуту в Санкт-Морице как раз пробило полночь… Почти темный загородный дом в псевдошотландском стиле был как бы облит сиянием Млечного Пути, что придавало ему призрачность, столь ценимую в англосаксонских и романских странах; только три окна на втором этаже были освещены; благодаря светло-голубым занавескам свет, лившийся из окон, казался особенно интимным.

— По-о-ла!

Пятнистые доги издали звук, напоминавший глухой раскат грома.

Я отступил на два шага.

— Мадам тен Броойха, Брооойха, Броооойха… Уделите мне, пожалуйста, минут десять!.. Я хочу вам кое-что сооб-щить.

Первым откликнулся Сирио щенячьи-звонким лаем, для моих ушей лай прозвучал удивительно отрадно, а потом кто-то отодвинул занавеску и в проеме открытого окна появился изящный торс Полы. Неужели она в черном? — подумал я со страхом. Неужели по радио в последних известиях сообщили о гибели Джаксы в Дахау, и Пола сразу же — на нее это похоже — облачилась в траур?..

— Да, Трее-бла! Во имя всех святых, что ты делаешь здесь в полночь?

— Тысяча извинений! Случилась ужасная история!

Может, она крикнет сейчас, что все знает? Слышала страшную весть по радио, узнала о жуткой гибели Джаксы в Дахау… Скажет: «Какой ужас… трудно представить себе…» и так далее. А ЕСЛИ ВСЕ ИЗВЕСТНО ПОЛАРИ, ТО, СТАЛО БЫТЬ, ОБ ЭТОМ УЗНАЛА И КСАНА.

— Что-о-о случилось?! Когда?! Где?!

— Три четверти часа назад в трактире «Мельница на Инне и Милан».

— Бонжур!

— Oui, madame?

— Amenez monsieur au salon!

— Parfaitement! [299] Да, мадам? — Проводите мсье в гостиную. — Прекрасно (франц.).

Спустив с поводка догов в сад, расположенный террасами, Бонжур повел меня в каминную. Физиономия слуги красноречиво говорила о том, насколько лживым было его «Parfaitement».

— Bon soir, monsieur Farid Gaugamela [300] Добрый вечер, мсье Фарид Гогамела (франц.). .

Бонжур с удивлением спросил:

— Что?

— Ничего особенного. Я сказал: добрый вечер, спаги мсье Гогена.

Физиономия Бонжура тут же помрачнела еще больше, видимо, он счел, что я над ним подтруниваю. В холле затрещал внутренний телефон, Бонжур, не спеша, но широко ступая, вышел, а потом вошел опять, на сей раз еле волоча ноги, и сказал с упреком, цедя слова так заносчиво, будто это не он взахлеб рекламировал монпарнасский бордель «Сфинкс».

— Мадам велела разжечь камин и подать вам виски с содовой. Avec de la glace? [301] Со льдом? (франц.)

— Со льдом? В данный момент я сам ледышка. Не принесете ли вы мне чашку черного кофе и рюмку арманьяка?