Вадим Нестеров - Люди, принесшие холод. Книга 1

А тем временем, оставшиеся в крепости держали оборону и каждый день гадали — успеют гонцы или нет, доберутся или канут в диком Иртыше.

Ответ они получили довольно скоро — в тот злосчастный день джунгары сначала подняли дикий шум, явно привлекая внимание осажденных, а потом долго — бесконечно долго, как казалось Бухгольцу — гнали перед крепостью вереницу русских пленных. Князь Гагарин, к несчастью, опять захотел выслужиться, и, едва получив сообщение с просьбой о подкреплении, отправил людей практически сразу, задолго до прибытия гонцов Бухгольца. Семьсот человек, плюс телеги с товарами для строительства и торговли, плюс двадцать пять тысяч рублей казенных денег, отправленных бойцам в счет жалования — все это взяли джунгары за пятьдесят две версты от Ямышевской крепости, неподалеку от местечка Коряков Яр. И хотя русские отчаянно дрались целый день, силы были слишком неравны, да и офицеров в подкреплении было всего двое: капитан да поручик.

Это был шах и мат. Теперь спасения можно было не ждать. Бухгольц за несколько месяцев сидения в Тобольске отлично усвоил нехитрую местную истину — главная беда Сибири в малолюдье. И если Гагарин уже отправил подкрепление, то на новое можно не надеяться. Даже если тайные гонцы прибыли благополучно, еще один отряд губернатор соберет не раньше, чем через полгода, когда в Тобольск доберутся последние резервы, из совсем уж дальних гарнизонов. Так оно и случилось в действительности — на сообщение гонцов Гагарин мог лишь развести руками. Некого посылать на выручку.

Просто — некого.

Единственное, что мог сделать Гагарин — так это отправить к джунгарам посольство и попытаться переубедить хана. Во главе посольства были поставлены казачий сотник из Тары Василий Чередов (явный родственник Ивана Чередова, возглавлявшего предыдущее посольство) и тобольский сын боярский (на всякий случай — это не родственная связь, а официальное дворянское звание) Тимофей Етигер. Послы по дороге прошли мимо Ямышевской крепости, но Цэрэн-Дондоб никаких препятствий посольству не чинил, наоборот — дал им охрану до самой ханской ставки. Правда, толку все равно никакого не вышло — сотник с сыном боярским «нашли контайшу так на русских озлобленного, что ни о каком представлении и слышать не хотел». Посольство, по сути, оказалось в плену, и, хотя и пользовалось гостевым содержанием и официальным статусом, вынуждено было прожить в Джунгарии целых пять лет, лишь после этого хан Цэван-Рабдан позволил им выехать на Родину. В общем, и попытка решить конфликт дипломатическим путем потерпела фиаско.

Беда, как говорится, одна не приходит. Я до сих пор помню, как мой дядька Павел, знавший войну не понаслышке (всю войну в полковой разведке, был в плену, бежал) однажды на полном серьезе доказывал мне, совсем еще мелкому пацану, что вши у человека заводятся от отчаяния. «Если ты в порядке, то и к тебе ничего не пристанет, — говорил он — а вот если духом упал, то тут к тебе всякая дрянь и начинает липнуть!». Так случилось и с отрядом Бухгольца. В осажденной крепости завелась неведомая хворь. Неведомая, но смертельная. По телу человека высыпали чирьи, вроде как при моровой язве, но другого цвета, и человек через пару дней помирал. Сейчас врачи считают это первым документированным свидетельством о сибирской язве, которую тогда русские просто не знали. Лишь когда болезнь появилась в Таре, ближайшем к Ямышеской крепости русском городе, нашли какой-никакой способ бороться с этой напастью — чирьи по диаметру прокалывали иглой, кровь высасывали, а к язве прикладывали тертый табак. Но у Бухгольца в отряде не было ни лекаря, ни лекарств, поэтому мор выкашивал осажденных с пугающей быстротой — в день умирало по двадцать-тридцать человек.

Лишь когда из трехтысячного отряда осталось не более 700 человек, большая часть которых была больна, упрямый русский немец сдался. Крепость была срыта до основания, амбары и казармы разобраны, а оставшиеся в живых искатели яркендского золота со всем воинским запасом погрузились на восемнадцать дощатников (остальные были сожжены за ненадобностью) и 28 апреля отплыли вниз по Иртышу.

Джунгары уходящих русских не тронули — не то заразиться боялись, не то Цэрэн-Дондоб упрямо следовал своему обещанию, пусть и отринутому противником. Ойрат даже отпустил с Бухгольцом двух пленных, освободив священника и следовавшего при государевой казне комиссара.

Цэрэн долго смотрел, как навсегда уходит самый серьезный, наверное, из его врагов. Провожал взглядом, пока последний дощатник не скрылся за поворотом извилистого Иртыша. И лишь потом повел свое войско на юг, где опять разгоралась война с Китаем.

Вот, собственно, и вся история о второй экспедиции за яркендским золотом. Экспедиции, которая закончилась практически так же бесплодно, как и первая. Почти, но не совсем. Если войско Бековича кануло в хивинских песках бесследно, растворилось в них без остатка, то отряд Бухгольца оставил о себе память, которая стоит до сих пор.

Остатки отряда Бухгольц высадил в устье реки Оми, встал здесь лагерем и отправил гонцов к Гагарину, объявив о своем поражении и присовокупив к неприятному известию неожиданное предложение. Немногочисленные местные русские и барабинские татары нажаловались подполковнику на частые набеги джунгар и казахов. Вот Бухгольц, дабы пресечь эти безобразия, и предложил губернатору поставить здесь русскую крепость, благо и место удобное. Губернатор быстро смекнул, что Бухгольц закладкой новой крепости, пусть и на другом месте, пытается подсластить пилюлю царю, поэтому предложение не только принял, но даже отправил в помощь измотанным боями и болезнями бойцам собранное подкрепление — тысячу триста рекрутов. Постройкой крепости руководил все тот же выживший шведской артиллерии поручик Каландер.

Так в России появился город Омск, а обрусевший немец Иван Бухгольц стал его основателем.

Задержался он в будущем Омске, впрочем, недолго. По поводу гибели экспедиции было, как положено, заведено дело, и подполковника вызвали в столицу. Иван Дмитриевич сдал дела прибывшему майору Ивану Вельяминову-Зернову и отбыл на допрос в Петербург.

Известно, что в январе 1719 года он давал отчет о своей экспедиции Сенату, вероятно, был полностью оправдан, потому что уже в 1724 году мы вновь встречаем его в Сибири, на китайской границе, но уже в чине полковника. Все, закончилась его служба в столице близ царя — слишком уж ценны всегда были специалисты по Азии, чтобы держать их в Петербурге. Обычная история, надо сказать — если уж человек ввязывался в Большую игру, выйти из нее было довольно сложно. Так и наш Иван Дмитриевич — всю оставшуюся жизнь он работал на китайском направлении, сделал там очень много. Ушел в отставку Бухгольц в генеральском чине и преклонном возрасте. Вновь назначенный сибирский вице-губернатор Лаврентий Ланг [64] Запомните фамилию. так и писал в своем рапорте в 1740 году: «Бригадир и селенгинский комендант Бухгольц, который, яко древен и в ногах болезнь имеет, того ради его, Бухгольца, оттуда возвратить, а туда здорового человека его же характера послать».