Август Цесарец - Золотой юноша и его жертвы

— Пожалуйста, пожалуйста! — получив подтверждение и от бабки, доктор снова скрылся в кухне.

Выждав еще с минуту, Панкрац вышел из-за шкафа, за которым прятался от доктора, и при слабом кроваво-красном свете лампады, перед тремя парами устремленных на него глаз, тихим голосом начал свое сообщение.

Так было здесь, в комнате. В чулане похрапывали Мица и Сережа, на кухне доктор сам себе наливал вино, а на улице бушевала непогода. Стояла ночь, и как будто только теперь она становилась страшной. О таких ночах говорят, что они притягивают чью-то смерть, а может, кого-то в ней обвиняют.

Свой спор со Смуджами Панкрац решил в ту же ночь и тот же день, ни на йоту не поступившись своими интересами, как и предполагал. Разумеется, сделать это было нелегко, сначала он сам себе все усложнил, потребовав тотчас, во время ночной встречи изменить завещание в соответствии с той огромной услугой, которую он оказал Смуджам, избавив их от Краля. И оформить все у нотариуса в тот же день еще до его отъезда. Старые Смуджи, особенно старуха, под явным и довольно сильным впечатлением от его поступка поначалу и вправду согласились с его требованиями. Затем быстро подпали под влияние Йошко, пытавшегося преуменьшить значение его заслуги: в смерти Краля он видел новые опасности для семьи и потому предложил с изменением завещания не спешить, пока это несколько загадочное дело не забудется. В этом была доля истины, но была и дипломатия: Йошко на всякий случай, если в городе дело не выгорит и к нему перейдет лавка, заранее хотел себя оградить от излишних обязательств. Панкрац открыто ему об этом сказал и, с одной стороны, решительно отметя возможность возникновения каких-либо подозрений, вызванных смертью Краля, а с другой, польстив Йошко, сказав, что в городе у него все закончится хорошо, продолжал настаивать на своем. При этом не стеснялся использовать и присутствие постороннего человека, доктора; в конце концов ему удалось и без того уставших стариков заставить согласиться; тем самым он быстро выключил из борьбы самого Йошко. Тот, действительно рассчитывая на успех, спешил вернуться в город, во дворе его поджидал доктор, поэтому он, изобразив из себя послушного сына, на Панкраца даже не взглянув, предоставил все решать родителям. Затем, отказав швабу в лошадях, сославшись на поздний час, уехал, по дороге забросив доктора в общину.

Несколько сложнее (это уже было днем) пошло дело с Мицей. Исключительно по желанию Панкраца, ей не было сказано, на какой новой заслуге Панкрац основывает свое требование как можно скорее изменить завещание. Ей также ничего не было сказано и о том, что вопрос о его изменении уже решен. Об этом она сама догадалась, услышав, как Панкрац посылает Сережу за нотариусом. До сих пор прохлаждаясь в лавке, хмельная и злая, она теперь живо воспротивилась Сережиному уходу и, влетев в комнату родителей, взорвалась так же, как накануне. Но именно из-за этого вчерашнего события, в котором видели главную причину всего случившегося со старым Смуджем и с Кралем, старики были слишком злы на нее, чтобы с ней считаться. Так, госпожа Резика быстро согласилась с аргументом Панкраца, что ее внук имеет больше прав на доходы от лавки, чем иностранец Сережа, для которого Мица их приберегала. Затем пригрозила, что, если она и дальше будет разыгрывать комедию, вообще запретит ей выйти замуж за Сережу; и наконец, предоставила Панкрацу возможность выгнать ее из комнаты. На этом, правда, дело не кончилось. Мица продолжала шуметь и за дверью, она угрожала, плакала, но битву в итоге проиграла, и в этом прежде всего была заслуга самих стариков. Впрочем, сейчас, в последнем акте, проиграла ее достаточно безболезненно, ибо, когда уже ближе к вечеру пришел нотариус и изменил завещание, она, от отчаяния снова напившись и поручив заботу о лавке Сереже, заснула в своем чулане.

Сам же Панкрац после ухода нотариуса, до тонкости обсудив с бабкой, что она должна отвечать в случае возможных осложнений из-за Краля, и безуспешно задерживаемый ею и дедом, уехал. Уехал удовлетворенный и успокоенный; иначе и быть не могло: помимо всего прочего в последнюю минуту ему удалось выклянчить у бабки деньги за якобы испорченные брюки! Правда, ему не давала покоя мысль, как его в городе встретят ханаовцы, и не слишком ли рано он возвращается. Но эту заботу, в общем-то незначительную, потеснила другая, которая, собственно, и заставила его поспешить в город: он думал о девушке, которую собирался обольстить! Ха-ха-ха, деньги у него в кармане, он купит ей какое-нибудь кольцо, отдаст его за городом, и юная богородица не устоит.

Так прошел этот день, и никто не спросил у Смуджей о Крале, да и не было слышно, чтобы о нем говорили где-нибудь. Между тем назавтра в селе все же появилась его жена, пришла узнать о нем и к Смуджам. Но, к несчастью, натолкнулась на Мицу. Та была еще хмельнее и мрачнее, чем накануне, а на Краля особенно зла, видя в нем главного виновника своего поражения в вопросе с завещанием. Она принялась кричать на обеспокоенную женщину, говоря, что о ее муже, пропащем человеке, ничего не желает знать, потом, когда та расплакалась, едва процедила сквозь зубы, что ее муж был здесь в воскресенье вечером, напился, как свинья, и ушел.

Об этом, впрочем, жена Краля уже знала. Более того, она знала и еще кое о чем, например, о том, что ее муж в ту ночь стоял под окнами корчмарки Ружи, приставал к ней и ломился в дом. Об этом рассказала ей сама Ружа, у которой она тоже побывала в поисках мужа.

Если так, — выслушав ее рассказ, опять набросилась на нее Мица, — какого черта она ищет здесь? Отсюда он пошел к Руже, возможно, и остался у нее, потом опять забрел в бог знает какой трактир и пьянствует там до сих пор!

Жена Краля в свое оправдание не могла сказать ничего другого, как только сослаться на то, что в корчме у Ружи она слышала от крестьян, как ее муж пробыл позавчера у Смуджей почти весь день; поэтому, — сказала она, — она думала, после того, как Ружа его прогнала, он снова вернулся сюда и здесь остался! Но на нет и суда нет! — вздохнула она и ушла разыскивать его по другим трактирам.

Прошло еще два дня, и на третий она снова появилась у Смуджей, но уже при совсем иных обстоятельствах.

В тот день утром нашли ее мужа, вернее, его труп. Поскольку дожди прекратились и вода в реке чуть спала, какой-то солдат, возвращаясь с конного завода и идя по дороге мимо разлива, вдруг заметил, что из воды торчит рука. Ничего не зная об исчезновении Краля, он побежал назад на завод, по пути встретил крестьян, и он у себя, на конном, а они в селе подняли на ноги солдат и мужиков. Сбежалась уйма народа, пришел поручик Васо и все те, кто слышал об исчезновении Краля; слухи подтвердились: из воды вытащили самого Краля. Об этом, помимо жандармов и нотариуса, оповестили тут же и его жену, позднее она пришла посмотреть на своего погибшего мужа, которого к этому времени уже перенесли в сельскую покойницкую, нотариус передал ей сотню динаров, найденную в кармане мужа, а она, понаслушавшись от крестьян да еще кое от кого, кто прямо с кладбища пригласил ее к себе домой, всяких толков, отважилась снова прийти к Смуджам. Причитая и плача, она требовала Панкраца.