Сономын Удвал - Великая судьба

Наказ учителя, что и как продать и купить, что куда доставить, Максаржав аккуратно записал, а потом прочитал записанное другу.

Тут сказано: материал на зимний дэли для Гунчинхорло. Кто это?

Это молодая жена нойона. Правда, она еще не совсем жена, и неизвестно еще, когда оп возьмет ее в жены, хозяин не любит распространяться об этом. Вот счастливчик, старый хрыч! Песок сыплется, а туда же — отхватил себе красавицу! Молиться, что ли, он на нее собирается?..

Максаржав ничего не ответил на эту тираду.

Вскоре показался монастырь Ванчин-хурэ. Путники остановились, чтобы прочесть молитву. Особенно усердно молился Того. Он просил, чтобы боги ниспослали им благополучие в дороге. Когда обоз по льду переправлялся через Селенгу, путникам повстречались два амбаньских чиновника-китайца, которые тут же принялись расспрашивать их, кто они такие, куда направляются да что везут. Потом, о чем-то пошептавшись, чиновники удалились. Того не на шутку встревожился, боясь, что китайцы вернутся, но те больше не появлялись.

— Ну, Ма-гун, кажется, пронесло, — невесело рассмеялся Того.

— Все-таки, видно, боятся связываться с учителем, — заметил Максаржав.

— Так-таки и боятся! Да они никого не признают и не боятся. Наш Га-гун, например, для них не велика шишка! Ведь у нас чины и должности кто раздает? Китайцы. Кто скупает шерсть и кожи, кто назначает цены? Тоже они.

Через некоторое время Того, выбрав удобное место, предложил сделать привал. Быстро установили майхан, на мерзлую землю постелили войлочную подстилку, улеглись, укутавшись в дэли, а сверху еще накрылись козьей дохой. Спали по очереди. Ночь была метельная, морозная. Проснувшись, Того потянулся, расправил грудь, затем, подпоясавшись, вышел из май-хана. Волосы запорошило снегом, одежда от мороза задубела и обжигала тело. Того принес несколько поленьев, которые они взяли с собой в дорогу, настругал щепок, развел костер и поставил на огонь чай.

— Вставай, Ма-гун. Вместо того, чтоб обоз сторожить, храпишь вовсю? Продрог небось? Куда это годится! Встань, разомнись, подвигайся — сразу согреешься!

— Правда? — насмешливо спросил Максаржав, но Того не обратил на это внимания. — Если я потянусь да разомнусь, как ты советуешь, дэли затрещит и все мое ученье из подмышек выскочит.

— Ну пичего, ничего. Выпей-ка лучше чаю да перекуси, — и он придвинул Максаржаву мешочек с борцоком [Борцок — печенье, приготовленное на бараньем сале.] и завернутое в тряпицу мороженое мясо. — Давай пораньше запряжем да и в путь. И груз на задних повозках надо поправить. Пойди, пригони-ка быков. — Он помолчал. — Повезло тебе с женой, смотри, как она тебя снарядила — теплая шапка, носки, и все сама сделала. — И Того со вздохом пробормотал: — А я один, как перст, такая тоска иной раз берет...

Заскрипели телеги, на последнем возу звякнул колокольчик. Откуда-то, видно из ближайшего аила, с лаем набежали собаки. Того прикрикнул на них, и они отстали. В пути, если поблизости не было аилов или встречных путников, Того запевал протяжную песню. Максаржав тихонько подтягивал ему. Вот Того, ехавший в голове обоза, остановил его на ровном месте и подъехал к последней телеге, за которой следовал Максаржав.

— Слушай-ка! Этого криворогого надо поставить в середину. Ленивый он, все время отстает. Пусть идет перед рыжим — он вечно спешит. Вот и будет хорошо. — Он проворно выпряг быка, и тот, почувствовав свободу, завертелся на месте. Максаржав перегнал быка на новое место.

Когда перевалило за полдень, Того предложил:

— Смотри-ка, какая тут хорошая трава. Пусть быки попасутся. А мы пока смажем телеги. Как считаешь?

— Давай остановимся.

— Вот я смотрю, штаны у тебя, Ма-гун, тонковаты. Холод небось прохватывает?

Тот опустился на колени прямо в снег.

— Да нет, ничего. Не замерз пока, — ответил Максаржав, а сам подумал: «Бог с ними, со штанами. Нам бы только быков да поклажу не растерять и домой благополучно вернуться».

— Все-таки признайся, пробирает? Может, померимся силой, погреемся?

— Порвем дэли, больше и надеть-то будет нечего.

— А я на что? Зашью так, что и не узнаешь, где дыра была! Ну, давай выходи, если не боишься.

Того принял стойку. Ни слова не говоря, Максаржав поднялся с колен и встал перед ним. Они боролись до тех пор, пока обоим не стало жарко. В конце концов Того опрокинул все-таки Максаржава. Раздался треск.

— О черт! Порвал все-таки! Ну ладно, снимай свой дэли, надевай мой.

— Да ничего, Бого, и так сойдет.

— Снимай, тебе говорят! Сейчас я слетаю вон в тот аил, там его быстренько зашьют.

Они обменялись дэли. Того не было довольно долго, наконец он вернулся и сказал:

— Смотри-ка, Ма-гун, что я тебе принес! Совсем еще новые штаны на меху. И заплатил недорого. Теперь-то уж ты не замерзнешь. А в награду будешь бороться со мной по нескольку раз в день. Учись борцовским приемам. Не зная приемов, противника не одолеешь, будь ты хоть самый знаменитый силач.

— Вот доберемся до Хурэ, на обратном пути я отдам тебе деньги.

— А бороться отказываешься?

— Почему же? Давай. Вот погоди, я еще тебя поборю. Какая тогда награда меня ждет?

— А я постараюсь тебе не уступить. Правда, ты, пожалуй, сильнее меня. Но имей в виду, я рассержусь, если ты будешь нарочно поддаваться.

Так, за разговорами, друзья коротали время в дороге.

По пути им попадались заставы и стражники, бродяги и нищие. Но все беспрепятственно пропускали их, как только узнавали, что они люди Га-нойона. Некоторых убеждала бумага, которую Того бережно хранил за пазухой, другие боялись тронуть путников, видя могучее сложение Того и пугаясь его зычного голоса.

— Бого! Почему так бывает: у одного столько скота, что степь ему тесна, а у других только и имущества, что палка в руках? Ты об этом думал когда-нибудь? — спросил как-то Максаржав.

— Таково предопределение свыше, Ма-гун. А потом, это еще и от самого человека зависит. Умный выучится разным ремеслам — ему и жить легче. Наберет такой умелец рогов, сделает из них фигурки, доску для игры в «шагай» или заготовит побольше чия [Чий — растение с жесткими стеблями.] да вяжет метлы. Другой, глядишь, мастер по дереву или по металлу, делает телеги, сани, гнезда для уни[Уни — шесты, которые служат опорой для кровли юрты.] — вот пропитание ему и обеспечено. Наши нойоны да богатеи налогов и поборов не знают, да к тому же еще такие, как мы, голодранцы на них хребет гнут. А случится засуха или зимняя бескормица — мы лишаемся последнего скота. Вот сегодня я вроде неплохо живу, а что будет завтра — не знаю. Прогонит меня Га-нойон, и конец твоему Того. Или болезнь, скажем, какая приключится — никому ты не нужен, некому за тобой присмотреть, так и пропадешь.

— Что ты такое говоришь? Да разве моя мать и другие мои. родичи дадут тебе пропасть?