Сономын Удвал - Великая судьба

— А как он командует! Голос такой, что прямо мороз по коже.

— Еще бы! Недаром же он носит княжеское звание. Вот увидите, дождемся мы, когда сам амбань вылезет наконец из крепости и упадет на колени перед нашим жанжином!

— Да, смекалист наш жанжин: сначала врага огнем из засады встретил, а уж потом конницу пустил.

— А торгут Дорж, — засмеялся кто-то, — совсем было снял штаны, чтобы переплыть речку, да вовремя остановился.

— Пересчитать бойцов! — приказал Максаржав. — Все ли десятские целы?

— Все на месте, — ответил чей-то голос, но тут же говоривший поправился: — Нет, одного не хватает, убит. В нашем полку пятеро убитых, около десятка раненых.

— Ну, это еще ничего. Раненым оказать помощь! Где лекарь?

— Уже на месте.

Максаржав захотел сам проведать раненых.

— Ничего, ребята, крепитесь, — сказал он бойцам, лежавшим на повозках. — Скоро опять в строю будете. И приказал: — Раненых на ночь перенести в палатки!

И колонна с развевающимся знаменем впереди двинулась в обратный путь.

Того, раздобывший где-то одежду и коня, всюду сопровождал Максаржава. Перед выступлением жанжин обратился к нему:

— Бого, ты останься здесь, присматривай за штабной палаткой. С тобой будут еще несколько цириков.

— Нет, Ма-гун, возьми меня с собой. Я хочу сражаться вместе со всеми. Не могу я оставаться здесь, когда ты там один!

— С чего это ты взял, что я один? Со мною будут три сотни бойцов. А тебе надо остаться.

— Ни за что!

— Ах, ты отказываешься выполнять приказ командующего?

— А ты возьми да и прикажи выпороть меня!

— Некогда мне сейчас этим заниматься, а не то выпорол бы! — И он вышел из юрты.

Под звуки труб войско двинулось в поход. Того быстренько собрал еды на дорогу и поскакал вдогонку.

— Что ж это они, считают меня ни на что не годным человеком? Словно я ничего не умею, как только прислуживать! Тысячи человек из разных мест прибыли сюда, чтобы участвовать в сражении, а я чем хуже? Они, значит, будут бороться за свободу родины, а мне сидеть сложа руки? — обиженно бормотал он себе под нос.

Ориентируясь по следам и по облаку пыли, поднятой отрядом Максаржава, он нагнал своих у самого берега реки. К Максаржаву, правда, не подъехал, а спешился в сторонке и принялся внимательно осматривать ружье, время от времени искоса поглядывая на жанжина. Наступил полдень. Того достал свои припасы и приблизился к Ма-гуну.

— На, подкрепись! — Голос Того звучал нарочито грубо, когда он передавал Максаржаву кувшин с чаем. Тот ничего не сказал, выпил чаю, но есть ничего не стал и снова прилег. Того тоже лег рядышком. Вскоре он задремал и не заметил, как Максаржав куда-то исчез. Едва обнаружив это, Того схватил ружье, не вполне понимая, что происходит и что за люди суетятся вокруг. Все разбирали коней, и Того тоже вскочил на первого попавшегося. Теперь он явственно различал впереди китайцев, которые отчаянно отстреливались. Возле самого уха — Того это почувствовал — просвистела пуля. Другая пуля пробила ему полу дэли. «И зачем это я вырядился в праздничный дэли? Ведь испортят хорошую вещь», — мелькнула мысль. Взглядом он выхватил из гущи боя Максаржава, который отчаянно и сноровисто, как лозу на ученьях, рубил неприятельских солдат.

— Цирики, вперед! Ура! — услышал Того голос Ма-гуна.

«Вот это действительно бесстрашный воин! — подумал Того. — Даже не ожидал от него... Только бы он остался цел и невредим!» Того мчался вперед, стараясь не отставать от Максаржава. По берегу реки метались обезумевшие от страха верблюды. Китайцы дрогнули и побежали, но, отступая, наткнулись на засаду. Их преследовали, рубили, обстреливали со всех сторон. Четверых или пятерых уложил сам Того. В сумятице боя он потерял из виду Ма-гуна. Да и искать его сейчас было недосуг. Того охватил азарт боя. Вот он догнал вражеского солдата, занес саблю, целясь в голову, но тут его окликнули, и Того услышал приказание командира: «Этого, в синем мундире, взять живым!» Вдвоем с подскакавшим цириком они погнали пленного в тыл. Сражение затихло, китайцев больше нигде не было видно. Группа цириков осматривала брошенные китайцами тюки.

— Здесь архи, смотри-ка, архи! А это что такое?

— Порох, наверное?

— Да нет, не порох, а табак.

— А тут сигареты!

К ним подъехал Максаржав.

— Немедленно прекратить! — крикнул он. — Все имущество сдать в казну, и впредь чтоб никакого мародерства! Все, что захвачено, надо переписать, мы раздадим это добро беднякам!

На другой день Максаржав позвал Доржа и распорядился, чтобы от каждого эскадрона к штабной палатке прислали двух цириков. Когда цирики собрались, спешились и расселись возле палатки на корточках, Максаржав велел трубить сигнал построения. Он приказал вывести перед строен пленных. Дрожащих от страха китайцев привели и заставили встать на колени перед двумя Гунами.

— Пришел час расплаты за столетия, в точение которых вы беспощадно угнетали монголов, отбирали у нас последнее, — сказал Максаржав.

— Мы вырвем у вас сердце и окропим его кровью священное знамя нашего государства! — добавил Дамдинсурэн.

Один из китайцев выступил вперед.

— Пощадите нас! Мы ни в чем не виноваты.

— Не виноваты? А не вы ли с оружием в руках явились на чужую землю, не вы ли убивали и мучили наших людей? — гневно воскликнул Дамдинсурэн.

— Если к пленным нет больше вопросов, увести их в овраг! — заключил Максаржав. — Выполняйте приказ!

Несколько цириков, окружив пленных, повели их к оврагу.

— Нельзя давать врагу пощады, — продолжал Максаржав. — Знайте, если хоть одни из наших попадется им в лапы, они его не пощадят! А сейчас пусть подойдет сюда Хада-дзанги.

Из толпы вышел человек лет пятидесяти, в мешковатом коричневом дэли, с торчащей на затылке косичкой. Он опустился перед жанжинами на колени.

— Что ты взял из китайского имущества? — строго вопросил его Дамдинсурэн. — Это какой же пример ты подаешь цирикам? Первым бросился грабить!

И тут раздался плаксивый голос одного из хошунных правителей:

— Помилуйте его, уважаемые жанжины! Что же это за война, если победителям даже трофеями нельзя попользоваться! Ведь китайцы столько лет обирали нас! А мы все захваченное честно поделили поровну...

Вперед выступил тагнинский Лувсан.

— Мы воюем не ради добычи, как полагают некоторые. Мы добываем в боях несравненно более ценное — свободу родины!

— Хорошо сказано! — воскликнул Максаржав. — И пока мы не добьемся этого, надо проявлять выдержку и терпение.

Вскоре все трофеи были сложены возле командирских палаток. Захваченное оружие распределили между эскадронами и полками, а патроны оставили в штабной палатке.

Максаржав хорошо знал хошунного правителя До, выступавшего в защиту Хада-дзанги, это был известный трус, всячески избегавший схватки и при малейшей опасности готовый дать дёру. Вот и сейчас он, невзирая на приказ командующего, выступил в защиту мародеров. Максаржав велел наказать его перед строем — двадцатью ударами плети, а кроме того, лишить звания.