Сономын Удвал - Великая судьба

Солнце садилось. Максаржав вышел из своей юрты, зашагал к зданию штаба, за ним по пятам шли двое цириков.

«Тяжело мне жить бок о бок с этим Вандановом. Но уж если наш повелитель богдо удостоил его своей милости, значит, я должен с ним считаться...» Ему вспомнилось, как, услышав о гибели Цултэм-бээса, он сказал Ванданову: «Да, вы победили опасного врага монголов. Теперь вас наверняка наградят титулом гуна». Но тот не понял намека и ответил: «Если это случится, я с величайшей благодарностью припаду к стопам великого богдо».

Войдя в одноэтажный домик штаба, Максаржав сел к столу. Дамдин тотчас же подал ему письмо в продолговатом конверте, на котором было написано: «Хатан-Батору Максаржаву от Су».

— Кто привез?

— Я не спросил, — ответил писарь и собрался было уйти, но Хатан-Батор окликнул его.

— Если впредь ты получишь подобное письмо, знай, что его категорически запрещается вскрывать или показывать кому-либо. Нарушишь запрет — получишь хороший нагоняй.

Дамдин вышел ненадолго и вернулся с хадаком в руке.

— Это вам, жанжин, прислали вместе с письмом.

Хатан-Батор принял хадак и распорядился:

— Позаботься о посыльном, который привез письмо, пусть хорошенько отдохнет.

Он вскрыл конверт.

«Почтенный Хатан-Батор-ван!

Уважаемый старший брат, я рад получить известие, что вы в добром здравии. Наши готовятся к перекочевке; как только мы поставим свою большую юрту, перевезем и вас, многоуважаемый старший брат. Говорят, сейчас мпого волков и собак. Надо приложить все силы, чтобы уничтожить и искоренить их всех, — тогда повсюду, на Востоке и на Западе, наступит спокойствие. Милостивый старший брат, прошу вас поберечь себя от опасных болезней. Когда придет время переезжать, вам поможет северный сосед. Думаю, что близко то время, когда мы с вами будем жить вместе в нашей большой юрте и осуществятся все наши планы. Постараюсь в скором времени послать вам радостную весть. С приветом, ваш ничтожный младший брат Су».

Максаржав, прочитав письмо, сразу же сжег его. Затем он вышел и направился в свою юрту. «Итак, они решили завладеть Хурэ, а Красная Армия обещала помощь...»

Тревожно было на душе у Максаржава, и не было рядом человека, с которым он мог бы поделиться своими сокровенными мыслями. Для всех он был «учитель», «жанжин» или «нойон». Даже самым близким друзьям он не мог сказать всего: если откроется тайна, которую ему доверил Сухэ, это будет стоить головы не только ему, но и многим другим. И Максаржав хранил молчание.

В последние месяцы он спал не более трех-четырех часов. С ним и прежде случалось такое — в дни сражений. Но обычно, победив врага и вернувшись после боев домой, он засыпал мертвецким сном и спал так несколько дней кряду. Теперь же, если ему и удавалось проспать часов шесть, это было уже много, хотя сои был тревожным и не приносил облегчения и покоя.

Хатан-Батор написал ответное письмо и на случай, если с письмом что-нибудь случится по дороге, велел устно передать Сухэ следующее:

— Скажи брату, что я приветствую и беспокоюсь о его здоровье. У меня все в порядке, мы готовы перекочевать в любую минуту. Желаю ему быстрее поставить большую юрту, поскорее устроиться. Пусть осуществятся все его планы и стремления.

Отправив гонца, Максаржав вызвал к себе командиров полков.

— Для охраны складов оружия посылайте поочередно из каждой палатки по одному цирику. Тех, кто будет участвовать в состязании борцов на надоме, предупредите, что, когда они станут бороться с цириками Ванданова, категорически запрещается давать повод для споров и ссор.

Дождавшись, когда командиры выйдут, Того сказал:

— Говорят, полководец Ванданов совершенно пьян. Просил вас пожаловать к нему после переклички.

Хатан-Батор спокойно выслушал его и распорядился:

— Пошли с кем-нибудь супруге покойного Цултэм-бээса подарок и хадак. Если ей нужно что-либо, пусть передаст через посыльного.

— А кого к пей послать?

— Пошли командира полка Ламжава и с ним Дэрмэна. Да скажи им, чтоб поскорее возвращались.

— Ладно, — кивнул Того и вышел. Вскоре он вернулся и рассказал: — Говорят, будто, когда наши цирики поют, солдаты, что живут в казарме слева, ругаются, заявляют, что им не по вкусу этот рев и что они его скоро прекратят..

— Кто это сказал тебе?

— Да нашлись такие люди...

— Не советую тебе с ними ссориться.

— Слушаюсь, жанжин.

— Дружище Бого, хоть ты меня зови по имени, а то все жанжин да жанжин... Я думаю, тебе надо ехать...

— Куда это?

— Раз Гунчинхорло жива, я думаю, тебе непременно нужно поехать повидать ее. Наверное, она вернулась в родные места. По дороге завернешь к нашим, расскажешь мне потом, как они там. Вот кончится надом, и надо тебе сразу же готовиться к отъезду. Хорошо бы тебе что-нибудь дать с собой, только вот никак не решу, что... Знаешь, что я думаю? Если меня убьют, ты станешь опорой моей семье.

— Как же вы тут будете жить без меня?

— Ну, что за беда! Здесь у меня немало хороших друзей. Обо мне не беспокойся. Поезжай, момент благоприятный.

— Если нас ждут новые сражения, то я никуда не поеду. Не скрою, я обрадовался, когда узнал, что эта женщина жива, и мне ее очень жаль, настрадалась она, бедняжка... Но я не собираюсь больше жениться, просто хотелось бы повидать ее, убедиться, что все у нее благополучно. А это я смогу сделать и после того, как кончатся наши бои.

— Так, так. Значит, ты беспокоишься обо мне? Конечно, мне без тебя будет трудно, но ведь я не маленький ребенок!

— Вот что еще я забыл вам сказать: те, что поселились в казарме слева, вчера пригнали соседских коней.

— Вот как! Грабят, грабят, и все им мало! Вот уж верно говорится: «У паршивой собаки и масло в желудке не задерживается!»

— В самом деле!

Максаржав прислушался. В тишине ночи откуда-то слева послышалось пение и женский смех. Он вышел из юрты, постоял немного, потом позвал одного из командиров и громко, чтобы все слышали, приказал ему:

— Иди и скажи: если эта женщина немедленно не уйдет из казармы, надом завтра не состоится.

Двое цириков побежали к палатке, откуда неслись музыка и пение, и там тотчас воцарилась тишина.

Однажды Дэрмэн сказал Максаржаву:

— Поймали и привезли того самого Элеске вместе с женой и детьми.

— Вот как! Где же они? Когда их привезли?

— Они находятся в тюрьме, и уже давно.

— А за что их туда посадили?

— Ехали, говорят, в сторону красных русских. Оба они — и Элеске, и его жена — очень измучены, а дети еле живы от истощения.

Дэрмэн ушел, а Максаржав приказал позвать Лувсана, по прозвищу Русский.

— Пойдете вдвоем к тюрьме, — распорядился он. — Ты заговоришь о чем-нибудь с караульным и, если услышишь детские голоса, спроси: «Кто это здесь у вас?» Скорее всего, тебе ничего не ответят, тогда ты загляни в окошко, а потом беги ко мне. Я буду сидеть и разговаривать с Вандановом. Ты скажешь: «Помните того Элеске, который выручил вас? Так вот, он находится в тюрьме».