Сономын Удвал - Великая судьба

Получив такое распоряжение, двое цириков направились к палатке, где жил Ванданов. Они сделали все, как велел Максаржав. Когда Лувсан доложил Максаржаву, что в тюрьме содержится Элеске с семьей, тот обратился к Ванданову:

— Отдайте мне этого человека вместе с женой и детьми.

— Хатан-Батор-вап, простите великодушно, но я не имею права сделать это.

— Вот как?! Ну, тогда хотя бы выпустите их из тюрьмы и поместите в палатке.

— Это можно. Повезло Бурдукову. Много лет он жил среди монголов и успел, конечно, немало вреда принести. Пособник красных!

— Да какой он красный! — возмутился Максаржав. — Просто здешний торговец. У вас в голове все перемешалось. Если вы будете заниматься такими пустяками, то у вас для серьезных дел времени не хватит. Был бы он красным, я бы его давно собственными руками уничтожил. Я же, напротив, считаю его очень нужным для нас человеком. Жена у него врач. она помогала войсковому лекарю-ламе лечить наших цириков.

В тот же день, добившись освобождения семьи Бурдуковых, Максаржав поселил их в палатке неподалеку от своего жилища.

Надом был в разгаре, начался уже четвертый тур состязаний борцов, когда Хатан-Батор вошел в шатер. Но пробыл он там недолго и, выйдя из шатра, вместе со своей свитой направился к штабу. Вслед за ним еще несколько человек уехали с праздника.

В доме, где разместился штаб, уже было приготовлено угощение. Максаржав, войдя, снял шапку и негромко позвал:

— Бого!

Тот вбежал в комнату.

— Видишь, с той стороны едут трое? Когда они войдут сюда, никого больше не пускай. Скажи, что, мол, у нас тут пиршество. Если же явится Ванданов, сошлись на то, что я лег отдыхать, и постарайся поскорее отправить его обратно.

— Хорошо, — сказал Того и удалился.

Кроме двух помощников Максаржава, в штабе было еще несколько чиновников улясутайской канцелярии. Максаржав, отрезав кусок холодного мяса и налив себе кумысу, сказал:

— Садитесь и угощайтесь. Выпейте кумысу. Нам нужно поговорить. — Гости, сидевшие за столом, не прикоснулись ни к еде, ни к питью и молча ждали, что скажет Максаржав. А он пристально всматривался в лица присутствующих.

— Я хочу спросить вас: все так же вы тверды и непреклонны? Не отступитесь от нашего дела?

— Да что вы, жанжин!

— Клятве мы верны...

— Вот что. Мы здесь все товарищи, и ни к чему эти церемонии. Что вы все постоянно твердите: жанжин да жанжин? Мы делаем одно дело, а раз так, то и должны держаться как равные. Вот что я хотел вам сообщить: белогвардейцы проводят дополнительную мобилизацию, обещают выдать обмундирование и ежемесячно — семьдесят тугриков каждому солдату. По-видимому, некоторые клюнут на это. Главнокомандующий барон Унгерн обратился ко всему населению страны с призывом: всем мужчинам от девятнадцати до сорока пяти лет предлагается присоединиться к армии богдо-гэгэна. Это первое. А второе — получено обращение Народной партии и временного правительства Монголии. Я его вам сейчас дам прочесть. Надо, чтобы о нем знали по возможности больше людей. Дело в том, что барон Унгерн сочинил манифест от имени богдо-гэгэна и усиленно распространяет его. В этом манифесте говорится, что Народная партия — друг гаминов и враг богдо. Мы должны сделать все, чтобы уничтожить этот документ. К Ванданову прискакал гонец, что он привез — пока еще не знаю. Как будто на днях пришел приказ ликвидировать нескольких человек. Либо настал мои черед, либо унгерновцы какое-то новое злодеяние замыслили.

— Мы все выполним. Послание богдо еще не получило широкой огласки.

— А теперь все разъезжайтесь потихоньку, одни за другим. Не хотите ли и вы мне что-нибудь сказать?

— Нет, жанжин. Мы выслушали ваше приказание и постараемся выполнить все.

— Хорошенько растолкуйте все народу. Люди должны понять, что означают слова: «Внутренние дела государства должен решать сам народ».

— И гамины и барон обещали избавить нас от страданий, а сами убивают и грабят народ, поэтому люди уже никому не верят! — сказал один из чиновников.

— Ну что ж, я понимаю, это нелегко. Однако не зря говорится: «Правду и на волах догонишь!» Но если вы сами всем сердцем верите в наше дело и твердо решили добиваться цели, то должны также суметь убедить в этом и других. К сожалению, нас мало, но я верю, что найдутся еще достойные доверия люди.

— Среди красных русских я встречал немало хороших людей! — проговорил какой-то чиновник.

— Чтобы получить помощь от Советской России, нам пришлось много потрудиться — добыть письмо с печатью богдо. Тут было столько разногласий и споров! Один забегал в одну дверь — убеждал просить помощи у Японии, другой шел в другую дверь — убеждал просить помощи у Америки, ламы и нойоны едва не передрались, пытаясь склонить богдо каждый на свою сторону. А пока они препирались, мы с Нунцагдоржем добились своего: поставили печать на письме в Советскую Россию. Знайте, что нет у нас друга, кроме Советской России. Полководец Сухэ-Батор давно понял это, он человек мудрый и прозорливый. Ну, отправляйтесь, пора расходиться, — сказал Максаржав, и все друг за другом стали покидать штаб.

Максаржав остался один. Он раздраженно думал: «В манифесте с печатью богдо утверждается, что белая гвардия потерпела поражение от красных и в Монголии теперь нет чужеземных войск. Обезвреженные гамины тоже якобы ушли к себе. Поэтому, мол, богдо и приказал цирикам сложить оружие... Однако белогвардейцы не только не ушли — они вторглись на западе в кочевья дюрбетов и казахов. Они захватили Кобдо, Улясутай, Улангом. Тысячная армия белогвардейцев расположилась лагерем в долине реки».

Максаржав понял, что кто-то из приближенных богдо в сговоре с Унгерном, видимо, этот человек и помог барону заполучить печать богдо, чтобы действовать от его имени.

За дверью послышался голос Того, который разговаривал с каким-то стариком. Вскоре он сам вошел в комнату.

— Явился человек, который утверждает, будто белогвардейцы затевают что-то серьезное. Получен якобы приказ готовиться к сражению с красными на севере. Кто-то пустил слух, будто члены Народной партии — сторонники белогвардейцев, будто цириков регулярной армии приказано истребить, всех поголовно. — Затем Того добавил: — Тут еще какая-то старушка просится к вам на прием, пришла с жалобой. Говорил ей, что вам сейчас недосуг разбираться с этими делами, но она не уходит, только и твердит: «Дитятко мое! Старенький котел мой взяли эти вандановцы и не отдают, и не в чем мне теперь ни чай, ни еду сварить».

— Где эта старушка? — спросил Максаржав.

— Да тут, за дверью.

Максаржав вышел из юрты.

— О бог мой! Сам жанжин соблаговолил выйти ко мне! — воскликнула старуха и, стянув с головы поношенную шапчонку, встала на колени и склонила голову для благословения. Максаржав слегка коснулся ее головы рукою и проговорил: