Сэмюэл Блэк - Дарующие Смерть, Коварство и Любовь

Я оттолкнула его и пересела на стул. По-моему, он должен был с первого раза понять мой молчаливый намек, однако… А впрочем, в сущности, Никколо ни в чем не виноват. Наше свидание — с этими закрытыми ставнями и запертой дверью — вполне напоминало сцену соблазнения. Откуда же ему знать, что мои скрытые мотивы резко отличались от его скрытых мотивов?

Он подошел и опустился возле меня на колени:

— Донна Стефания, простите меня великодушно. Я понимаю, что вы безупречно добродетельная дама, и…

Я попыталась прервать его излияния, не желая, чтобы он выглядел глупым, но Макиавелли завладел моими руками и взмолился, глядя мне прямо в глаза:

— Прошу вас, позвольте мне закончить. — Он прочистил горло и, трагически переведя взгляд на наши руки, заявил: — Я влюбился в вас.

Хуже всего то, что он, по-моему, говорил серьезно. Никколо умел изощренно лгать, но в данном случае, я уверена, он говорил искренне. Мне хотелось, чтобы все было проще. Хотелось, чтобы он продолжал с шаловливой игривостью завлекать меня в постель. Слушая, как флорентиец говорит без иронии, без остроумных шуток, я как будто впервые увидела его лицо без маски — незнакомое, несуразное и слегка разочарованное. Ах, почему мужчин так легко одурачивает таинственность? Как такой великолепный знаток человеческой натуры мог быть совершенным профаном в отношении женщин?

В общем-то, я уже добилась от него всех нужных мне сведений. И надеялась, что мы сможем остаться друзьями, но, испытывая к Никколо большую симпатию и уважение, я не хотела заводить наши отношения в более интимную сферу. Мне не хотелось обижать его, поэтому я решила прояснить ситуацию. Пусть у него не останется ни малейшего сомнения или неопределенности, как бы жестоко ни прозвучали мои слова.

— Никколо, мне очень жаль, но я не влюблена в вас. Ни капельки.

Молчание. Я рискнула взглянуть на него. Он выглядел как человек, только что потерявший всё.

— Но вы… — в его тоне еще слышалась трепетная надежда.

Мне не хотелось, но я сознавала, что должна погасить и последнюю искру надежды. И возможно, наконец ответить ему с должной честностью.

— Никколо, я пришла к вам по приказу герцога. Я выполняю его поручение… и он мой любовник. Он попросил меня выяснить у вас некоторые сведения, что я и пыталась сделать.

— Значит, вы не Стефания Тоццони? — пораженно взирая на меня, спросил он.

— Нет. Я лишь играла ее роль.

— Тогда… кто же вы?

Приступ страха. Мне не следовало ни в чем признаваться.

— Это не важно.

— Не важно?! — Первая вспышка гнева в его голосе.

— Никколо… простите меня, — повторила я и быстро поднялась, чтобы уйти.

Наполовину выпитый кубок вина. Наполовину съеденный цыпленок. Наполовину сгоревшая свеча.

Агапито принес новость — прибыл Паоло Орсини. Отлично! Я так и знал, что он сломается. Я рассчитывал на него с самого начала. Нить всегда рвется в самом тонком месте.

Я распорядился насчет вина и засахаренных груш. Приказал подбросить дров в камин. И велел гвардейцам встать на страже у дверей.

Паоло робко вошел в комнату — испуганный, но с надеждой в глазах. Он опустился на колени, припал к моим ногам. Начал каяться и клясться, говорил, что его совратили с пути истинного.

— Я знаю, Паоло. Знаю, что зачинщиком был Вителлодзо. Знаю, что он спелся с Оливеротто. И знаю, что вы призывали их к благоразумию, советовали не портить со мной отношения. Но они ведь не послушали вас, верно?

Орсини кивал как марионетка. Повторял мои слова. Проклинал Вителлодзо и Оливеротто. Молил меня о прощении.

— Присаживайтесь к огню, — предложил я. — Отведайте цукатов, выпейте вина.

В его глазах вспыхнуло торжествующее облегчение. Он решил, что опасность миновала.

Мы обсудили условия соглашения — мирного договора.

— Если вы сумеете убедить остальных подписать его, я отдам под ваше начало Имолу. И вы получите высшее офицерское звание.

Он попросил об уступках — я согласился на уступки. Он просил гарантий безопасности. Я предоставил ему гарантии и попросил Агапито составить договор. Паоло выпил вина. Удовлетворенно вздохнул.

Я пригласил его сыграть в шахматы. Предупредил, что хорошо играю. И позволил ему победить. И он возомнил себя гениальным стратегом.

Шахматы созданы для глупцов. Я устраиваю шахматные игры в реальном мире. Я играю с конями и башнями, манипулирую офицерами и пешками. Моя игра идет с реальными, а не с деревянными фигурами.

Паоло одолела отрыжка. Закинув ногу на ногу, он облизнул губы и начал что-то лепетать, заигрывая со мной и самодовольно ухмыляясь.

Я задумался о том, как лучше его убить. Представил затягивающуюся на его горле кожаную веревку… вылезшие из орбит глаза… сползающую с лица ухмылку.

Для этого мне достаточно лишь позвонить в колокольчик или хлопнуть в ладоши…

Но нет — рано. Сначала надо собрать их всех вместе. Придется потерпеть.

Спокойствие. Терпение. Победа близка…

Опустел кубок с вином. От цыпленка остались лишь кости и жир. Свеча задымила, воск растаял. Близился час рассвета, я отправился в ее комнату.

Она спала. Огонек свечи разбудил ее. Она попыталась поцеловать меня — теплая плоть, несвежее дыхание. Я отстранил ее, сказав, что сначала мы обсудим дела. Что же произошло на ее встрече с посланником?

Она изогнулась, достала лист бумаги и вручила его мне. Я прочел ее доклад. Все, что мне хотелось узнать. Вот она, кладовая души Никколо. Вся подноготная жизни Макиавелли.

— Хорошо, — похвалил я.

— Я очень рада, что вы пришли. Может, теперь перейдем к любовным играм?

— Как вы расстались с ним?

— С Никколо? — в ее голосе прозвучало напряжение. Есть что скрывать. Она испугана, смущена…

— Да, с Никколо. Что случилось? Что у вас не получилось?

— Ничего, — солгала она.

Я схватил ее за шею, надавил большим пальцем на горло. Она начала вырываться и царапаться.

— Жизнь коротка, — прошептал я. — И я сделаю вашу еще короче, если вы не скажете мне, что произошло между вами.

Я отпустил ее горло. Она закашлялась.

— Я сказала ему правду, — голос исполнен страха или… чувства вины.

— Какую правду?

— Что вы послали меня шпионить за ним. Что я была вашей любовницей…

— Что?! Зачем?

Молчание. Я влепил ей пощечину:

— ЗАЧЕМ?

— Я получила все нужные вам сведения. Больше мне нечего узнавать…

Я поднес свечу к ее глазам и попытался заглянуть в ее душу. Она опустила глаза, отвернулась.

— Вы пожалели его, — сказал я. — Почувствовали себя виноватой.

— Да. Чезаре, он мне понравился. Мне не хотелось…

— Вы слабы. Мне следовало знать. Вы не подходите для таких дел.