Олег Ерохин - Гладиаторы

— Негодяй! — вскричал Арисанзор. — Вместо того, чтобы разыскивать проклятого Мезу, ты развлекаешься с грязной рабыней! Чтоб ты потерял свою чувствительность! Чтоб она отсохла! Чтоб на нее напала короста! Чтоб ее отрубили в какой-нибудь потасовке! Чтоб ее отгрызли собаки!.. А вы? (Евнух бросил грозный взгляд на стоящих у двери преторианцев.) Вы что, дожидаетесь своей очереди?.. Вы развлекаетесь, тогда как изменник еще не найден! Ну погодите же, я ужо проучу вас!

Прокул наконец соскочил с рабыни. Раздосадованный помехой, он брякнул:

— Ты, наверное, просто завидуешь нам, после того, как сам стал ничтожеством…

— Замолчи!.. (Арисанзор задохнулся от злости.) Смотри, как бы у меня не появилось желания упросить цезаря, чтобы он сделал тебя моим помощником! Клянусь бессмертными богами, вас всех оскопят, если вы сейчас же не приметесь за работу! Живо отправляйтесь к Дециму Помпонину, он ждет вас, а я сам, допрошу это невинное создание!

Преторианцы вышли. Прокул еле сдерживался, чтобы не кинуться обратно (ему хотелось придушить евнуха), Пет кусал губы, Марк хмурился…

— Итак, милашка (евнух бегло осмотрел рабыню), сейчас ты мне расскажешь, где скрывается твой хозяин, не так ли?

Наложница стала клясться, что ничего не знает, Арисанзор и верил и не верил ей. В конце концов, обозленный бесконечными подножками, которые подставляла ему фортуна весь день, он выхватил свой кинжал…

Тут послышался крик Децима Помпонина — преторианец зачем-то звал евнуха. Арисанзор подумал, что нашелся сенатор, позабыв о рабыне, он кинулся вниз.

— Мы обыскали весь дом — Муция Мезы здесь нет, — сказал Помпонин. — Осталось только заглянуть в конюшни и барак для рабов.

— Проклятье!.. — простонал евнух.

…Спустя час преторианцы и Арисанзор вышли из усадьбы. Арисанзор уже не ругался, он лихорадочно соображал, как бы ему оправдаться перед цезарем — ведь Муций Меза так и не был найден; преторианцы весело переговаривались между собой — они выполнили все, что от них требовалось, и гнев императора не угрожал им.

Никто не заметил худого раба, внимательно оглядевшего полу-пустые сумки преторианцев.

Вечером того же богатого событиями дня к одному из больших красивых домов на Эсквилине стали подходить одетые в плащи с низкоопущенными капюшонами люди. Рабы хозяина особняка уже устроились на ночлег в своем бараке, причем до рассвета им было запрещено покидать его (за порядком в бараке следил огромный германец), однако для двух рабов было сделано исключение: один из этих двоих стоял у ворот ограды, другой — у входа в дом. Они встречали гостей. Поздние посетители показывали и первому, и второму золотой перстень с изображением волчицы и позорили пароль: первому — «Катон [44] Катон — по-видимому, имелся ввиду Марк Порций Катон Утический Младший (95–46 до н. э.). Катон Младший, ярый республиканец и враг Юлия Цезаря, покончил с собой в Утике, убедившись в бесплодности попыток противодействовать установлению единовластия. » ‚ второму — «Брут [45] Брут — Марк Юний Брут (85–42 до н. э.), один из убийц Юлия Цезаря. ». Рабы, услышав пароль, пропускали прибывших, и те тихонько проходили в атрий дома. По той уверенности, с которой действовали и рабы, и гости (если людей в темных плащах называть гостями), можно было утверждать, что ночные визиты, подобные этому, случались и раньше.

В атрии дома гости молча занимали приготовленные для них заранее кресла. Примерно в начале второй стражи, когда четыре кресла из шести уже были заняты, отворилась ведущая во внутренние покои дверь, и в комнату вошел хозяин.

Тут же гости скинули свои балахоны. Хозяин дома был Корнелий Сабин, а его гостями оказались сенаторы Валерий Азиатик, Марк Виниций, Павел Аррунций и богатый всадник Фавст Оппий. Если бы этих людей увидел вместе кто-либо, хотя бы немного знающий их, то этот некто сразу бы подумал, что столь разных и характером, и положением, и состоянием людей могло собрать в одно место только одно: все они в какой-то мере пострадали от цезаря и все они ненавидели цезаря, одни — более, другие — менее успешно скрывая свою ненависть.

— Сегодня мы собрались, почтенные римляне, — начал Корнелий Сабин, — чтобы обсудить результаты нашего замысла. Так знайте же: именно сегодня дочь Авла Порция Флама, Юлия, переодетая рабыней, была приведена к Калигуле. Именно сегодня боги предоставили ей возможность убить тирана, и она наверняка убила бы его, если бы ей не помешали, если бы ее не разоблачили… И знаете, кто провалил все дело? Ну конечно же он, наш давний недруг, эта змея Каллист… Он постоянно встает на нашем пути, и я уже начинаю подумывать о том, что, быть может, нам сперва следует устранить Каллиста, а уж потом заниматься Калигулой… Как только я узнал о провале заговора, я сразу же послал к Муцию Мезс своего раба. Феликс, как мы и уговаривались, должен был предупредить старика, чтобы тот успел скрыться у Валерия Азиатика до того, как преторианцы явятся за ним. Но мой раб опоздал, преторианцы оказались проворнее… Впрочем, Феликс утверждает, что внимательно наблюдал за ними, и клянется, что Меза не достался им: когда преторианцы подошли к дому сенатора, его уже и след простыл, и им пришлось убраться, не солоно хлебавши… Не знаю даже, что и думать об этом.

— Муций Меза у меня, — сказал Валерий Азиатик.

Корнелий Сабин, да и остальные гости, чьи лица становились все мрачнее по мере того, как он говорил, удивленно посмотрели на сенатора.

Валерий Азиатик был одним из наиболее яростных противников Калигулы. Император пока что не успел отнять у него ни состояния, ни родных, но тем не менее сенатор люто ненавидел цезаря. «Что с того, что император до сих пор не добрался до меня — ведь стоит нашему бесноватому кивнуть, как моя голова покатится с плеч… Нет, друзья (возражал он в доверительной беседе тем, кого еще не коснулась тяжелая длань цезаря и кто, наверное поэтому, вместо активных действий предлагал отсидеться, переждать тиранию), когда Калигула отнимет у вас все, не позабыв прихватить и вашу жизнь, будет поздно бороться с ним — некому, нечем, да и незачем… Что бы вы ни говорили, я знаю одно — римлянин должен убить Калигулу…» Своей честностью и прямотой (разумеется, разумной) Валерий Азиатик привлекал к себе все достойное, что еще оставалось в Риме, и, может быть, поэтому доносчики пока избегали проявлять особое усердие по отношению к нему, опасаясь мести его приверженцев.

— Примерно в полдень, — продолжал Азиатик‚ — я, предвидя возможность того, что планы наши могут не осуществиться и Муций Меза может заявиться ко мне, приказал своим рабам всякого, кто постучится в ворота, немедленно и без расспросов провожать прямо в дом. Старый сенатор оказался первым же… Меза сказал мне, что его довел до самого моего дома какой-то человек в плаще, который и предупредил его о крушении нашего замысла. Я думал, что это был как раз твой раб. Меза пока что останется у меня, он не будет некоторое время посещать наши собрания — показываться на улице для него опасно.