Олег Ерохин - Гладиаторы

— Что ты на это скажешь, Корнелий? — спросил трибуна Павел Аррунций, у которого все состояние (около двадцати миллионов сестерциев) ушло на покупку звания жреца Калигулы — Юпитера, — такова была плата, назначенная цезарем ему за его собственную жизнь.

— Право, нс знаю… Я верю Феликсу, он никогда еще не подводил меня, да и какой резон ему сначала выполнить мое поручение, а потом уверять, что оно не выполнено?.. Не знаю, кем был человек в плаще, но знаю точно, что или он сам, или тот, кто его послал, — прекрасный знаток всех наших планов… Этот таинственный незнакомец не только одним из первых узнал о безуспешности покушения, но ему также было известно и о том, кто это покушение организовал, и даже о том, что мы собирались предпринять в случае неудачи…

— Другими словами, — задумчиво произнес Марк Виниций, — ты хочешь сказать, что в этом замешан кто-то из нас…

Неудивительно, что Марк Виниций был одним из заговорщиков: его брата и отца убили по приказу императора, первого — за то, что был слишком любим римлянами (в Германских походах Тит Виниций трижды награждался дубовым венком [46] Дубовым венком награждали за спасение жизни римскому гражданину. ), а второго — за то, что осмелился попросить разрешения не смотреть, как убивают собственного сына. («Помогите этому старику закрыть глаза, бросил Калигула палачам. — Пусть все знают, что цезарь всегда прислушивается к голосу сенатора»).

— Быть может, кто-нибудь из твоих, трибун, рабов подслушивает нас, когда мы собираемся здесь? — предположил Фавст Оппий, богатый всадник, чей брат был казнен за оскорбление величия.

— Кто-нибудь из моих рабов?.. Да нет, это невозможно, — взволнованно ответил Корнелий Сабин, оставив без внимания замечание Марка Виниция. — Все мои рабы, кроме тех двух, что встречают вас, на всю ночь запираются в бараке, они даже не знают о ваших визитах. Их сторожит германец Сулиер, которого я когда-то спас от смерти и который всецело предан мне… Рабы, встречающие вас, воспитывались в моем доме, их верность испытана: когда взбунтовались легионы в Германии, они помогли мне пробиться к сыну Друза [47] Сын Друза — Германик (прим. см.‚ выше). , хотя мятежники предлагали им свободу за их отступничество. Так кого же мне подозревать?.. Нет, в моем доме нет предателей.

Заговорщики с тревогой (кто — с явной, кто — с едва уловимой) посмотрели друг на друга. Если трибун уверяет, что в его доме нет соглядатаев, значит, таинственное лицо, ведущее непонятную (а потому и настораживающую) игру, — кто-то из них пятерых?

— Думаю, сейчас не время подозрениями разжигать между нами раздор, — твердо сказал Валерий Азиатик. — Вы считаете, что тот, кого вы пытаетесь разгадать, — наш враг, а мне сдается, что это какой-то наш сторонник, имеющий свободный вход во дворец. Он не примкнул к нам явно (быть может, из-за страха), но, сочувствуя нашим целям, нашел способ помочь нам. Этот человек узнал, что за Муцием Мезой послали преторианцев, и поспешил сам (либо послал своего слугу) к сенатору; Мезе повезло — преторианцы опоздали. Ну а то, что Муция Мезу наш тайный друг привел именно ко мне, наверное, просто случайность. Я менее осторожен на язык, чем вы, — видно, какую-нибудь из моих филиппик [48] Филиппика — гневная речь (от названия речей Демосфена против Филиппа Македонского, отца Александра Македонского). в адрес императора удалось услышать нашему незнакомцу, и он решил, что я ненавижу цезаря (что, впрочем, совершенно справедливо). Когда же ему понадобился именно такой человек — враг цезаря, он воспользовался им — то есть, мной.

— Азиатик прав. Если мы не будем доверять друг другу, то мы погубим дело, — проговорил Павел Аррунций. — Не забывайте — Меза не казнен, Меза спасся, а мы выискиваем спасителя, как палача… Давайте-ка лучше подумаем, чем мы можем помочь тому, кто в опасности, — я говорю о Публии Сульпиции. Вы знаете, его бросили в тюрьму по навету (будто бы он оскорбил цезаря, хотя на самом деле Калигулу оскорбляли его богатства), и скоро этого старика будут судить…

Услышав о Сульпиции, заговорщики вздрогнули. Валерий Азиатик горько усмехнулся, Марк Виннций сжал губы, Фавст Оппий опустил глаза. Корнелий Сабин задумчиво сказал:

— Что бы ему и в самом деле помогло, так это — смерть Калигулы. Сегодня мы не смогли осуществить свой замысел, и теперь (по крайней мере, некоторое время) Калигула будет особенно осторожен…

— Я слышал, что сенаторы будто бы собираются идти к Калигуле — вымаливать прощение Публию Сульпицию, — неуверенно сказал Фавст Оппий.

— Это так, — подтвердил Азиатик. — Глупцы собираются просить у цезаря того, чего у него сроду не водилось, — милости…

— Сульпиция нам не спасти — слишком мало времени осталось до суда, мы не успеем подготовить еще одно покушение, — с сожалением проговорил Марк Виниций. — Ах, если бы только к Калигуле пропускали с оружием, так нет же — его проклятые рабы обыщут всякого, даже сенатора…

— Значит, Публий Сульпиций погибнет?.. Неужели мы ничем не поможем ему? — воскликнул Павел Аррунций.

— А что ты хотел от нас? — поинтересовался Корнелий Сабин. Губы претора слегка подрагивали. — Нам, пятерым, напасть на дворец? Да нас просто перебьют преторианцы, а Калигуле это будет только на руку — меньше станет у него врагов… Мы не трусы — каждый из нас отдал бы свою жизнь, если бы Танат пообещал прихватить с собой и жизнь Калигулы, но мы и не безумцы, чтобы лезть на рожон. Да, Сульпиций умрет, и мне жаль его, но ведь и мы не бессмертны, чтобы действовать необдуманно… Наши жизни постоянно под угрозой, мы ежечасно рискуем ими, и в этом наше сочувствие, наша жертва Сульпицию. Но разве эта жертва должна быть только искупительной, искупающей наше теперешнее невмешательство в его судьбу?.. Нет, эта жертва должна быть угодна богам и отечеству, эта жертва должна нести с собой смерть тирану…

Павел Аррунций опустил голову.

— Так что давайте думать о гибели Калигулы, а не о том, как принести в жертву себя, — продолжал Корнелий Сабин. — Все вы знаете, что к императору не пропускают вооруженных, а теперь, наверное, будут обыскивать с особой тщательностью. Следовательно, нам нужны сторонники среди тех, кто обыскивает (я имею ввиду рабов императора), и среди тех, кто имеет право входить к императору с оружием (я имею ввиду преторианцев). Кроме того, надо нейтрализовать Каллиста — пока он у дел, наши попытки свалить императора будут обречены… Среди сенаторов нам тоже нужны, если не сообщники, то, по крайней мере, сторонники — если наше следующее покушение удастся, нас не должны в этот же день объявить врагами Отечества…

— Сенаторы ненавидят Калигулу не меньше, чем любой из нас, — сказал Валерий Азиатик, — но страх собственной смерти пригибает их, застилает им глаза и запечатывает рты… Тем не менее я уверен — мои коллеги-сенаторы не настолько трусы, чтобы бояться даже тени тирана; стоит Калигуле пасть, и сенат раздавит его приверженцев… Я считаю, что все, о чем ты говорил сейчас, правильно. Нам следует поискать себе помощников или хотя бы тех, кто своим бездействием сможет помочь нам. Что касается меня, то я переговорю с сенаторами (разумеется, с теми, кто заслуживаег доверие), чтобы при случае хоть кто-то из них поддержал нас…