Олег Ерохин - Гладиаторы

Шум, поднятый преторианцами и солдатами городских когорт, не остался незамеченным в курии: несколько сенаторов высунулись наружу и тут же отпрянули внутрь. Мгновения было достаточно, чтобы заостренные страхом чувства дали им знать: воины уже не с ними, определенно не с ними…

Солдаты продолжали шуметь, голоса Кассия Хереи и Корнелия Сабина в общем гвалте не были слышны. Марк все еще стоял на своем месте у входа в курию, не решаясь подойти ни к Кассию Херее, ни к его противникам, только что бывшим его сторонниками, когда из курии натянулись сенаторы. Впереди шли два консула и Агриппа, за ними — остальные.

Солдаты примолкли.

— Сенат решил обратиться к Клавдию лично. Мы попытаемся вразумить его, — громко сказал Сентий Сатурнин, усиленно пытаясь держаться с важностью.

Кто-то хрипло, надрывно крикнул, будто с хрипом этим выхаркивал легкие:

— Как?!

И все оглянулись на голос.

То был Кассий Херея.

И все увидели, как дергалась у Хереи голова — в толпе сенаторов он искал кого-то. И все увидели, когда он нашел, — бледный, как полотно, Валерий Азиатик только развел руками.

— Постойте! — крикнул Корнелий Сабин. Обычно довольно наблюдательный, он, единственный из всех, ни Херею, ни Азиатика не заметил. — Куда вы идете? В преторианский лагерь? Но вы станете заложниками Клавдия! Или, может, вы решили присягнуть Клавдию? Да вы…

Рев сотен солдатских глоток заглушил голос Корнелия Сабина. Сенаторы, будто не расслышав трибуна, медленно побрели от курии к Виминалу. Когорты смешались. Помедлив самую малость, море голов, закупоренных шлемами, всплеснулось и потекло за сенаторами.

Вскоре у здания, где только что славили республику, остались лишь Кассий Херея, Корнелий Сабин и еще восемь преторианцев, одним из которых был Юлий Луп. Девятым был Марк, тогда как Децим Помпонин ушел с сенаторами…

Марк остался с Кассием Хереей. Почему? Вряд ли это можно было понять с позиции здравомыслия: было ясно, что Клавдий выиграл, а надежда на восстановление республики оказалась призраком, миражом, поэтому разумнее всего было бы присоединиться к тем, кто пошел приветствовать Клавдия, тем более что ярым республиканцем Марка нельзя было назвать. Но такое шествие к Клавдию смахивало на угодничество, каковым и являлось, что отнюдь не привлекало молодого римлянина; Кассий Херея и Корнелий Сабин показались Марку тверже, честнее, чище, чем их недавние сторонники, так легко отказавшиеся от них. Кроме того, не будучи республиканцем, Марк не был сторонником империи: он не рассчитывал, что Клавдий окажется лучше Калигулы, а Калигула, даже мертвый, вызывал у него отвращение — Марк никак не мог позабыть тот пир, на котором император пожелал взять в наложницы его сестру…

— Предатели… — сдавленно прошептал Кассий Херея, сжимая кулаки.

Корнелий Сабин, к которому уже вернулась его рассудительность, сказал:

— Я предвидел возможность поражения, хотя не представлял его таким — подлым и мерзким, без единого очищающего удара… В Остии нас ждет корабль. На нем мы сможем бежать, поплывем в Сирию. Наместник Сирии, мой старый товарищ, поможет нам пробраться в Парфию. Мне хорошо знакомы несколько парфянских купцов, любой из них с радостью примет нас…

— Бегство — меньший позор, чем угодничество, — сказал Кассий Херея глухо. — Бежать так бежать… Но где мы возьмем лошадей? Не думаю, что Клавдий позволит мне вывести моих скакунов из конюшни — они у меня в лагере…

— В моем доме все готово к побегу: надеясь на успех, я, повторяю, не исключал возможность поражения.

— Так что же мы стоим? Скорее к Сабину‚ друзья!

Но вместо того, чтобы сорваться с места, Кассий Херея с признательностью обвел глазами всех, кто остался с ним, и была в этом какая-то смертельная скорбь.

— Пошли! — позвал Корнелий Сабин и тронулся первым, показывая дорогу, а за ним зашагали остальные.

Смеркалось. Улицы стремительно пустели: все знали, что происходит смена власти, и поэтому старались с наступлением темноты побыстрее укрыться в своих домах, опасаясь возможных бесчинств (ими просто кишели подобные периоды римской истории). С пути преторианцев шарахались: от лиц вооруженных можно было ждать что угодно. Убийство, грабеж, изнасилование — все спишется на «такое время было».

Когда преторианцы подшили к дому Корнелия Сабина, Юлий Луп вдруг со всех ног кинулся назад и скрылся за углом. О плохом его спутники не успели подумать: он тут же вернулся, а помедли он хоть мгновение, трудно было бы удержаться от мысли о нем как о предателе, стремящемся искупить свое участие в убийстве Калигулы и членов его семьи ценой раскрытия плана Корнелия Сабина Клавдию… А вернулся Юлий Луп не один: за руку он подтащил какого-то человека в серой тунике.

— Не узнаете? — спросил он со злостью.

— Кажется, это Тит… Да, Тит! — угадал один из преторианцев.

Марку тоже был знаком человек, которого Юлий Луп так небрежно вынудил присоединиться к их компании. Это был Тит или Кривой Тит, тот самый преторианец, с которым Марк когда-то повздорил в кабачке «Золотой денарий» и который в свое время помешал Пету Молинику уговорить Марка бежать из-под стражи.

— Зажмите ему рот. Там все выясним, скорее! — заторопился Корнелий Сабин и стукнул особым образом о забор. Привратник тут же распахнул калитку.

Желание трибуна побыстрее убраться с безлюдной улицы было понятно, поскольку никогда не следует пренебрегать случайностью. Преторианцы быстро прошли во двор дома. Там Кассий Херея спросил:

— Ну, Юлий, объясни, откуда ты выудил этого малого? Кажется, он служил в моей когорте…

Юлий Луп, с трудом сдерживая голос, сказал:

— Да, трибун. Это Тит, он еще недавно был преторианцем, но последнее время он не воин. Он сам хвастал, когда уходил из гвардии, что нашел более надежную службу: у Каллиста. Он — высмотрень Каллиста! Я заметил его еще у Форума: он шел за нами по пятам не иначе как для того, чтобы узнать, куда мы направляемся. Наверное, таково было приказание его хозяина… Его надо убить, а не то он расскажет о нас, и Клавдий легко нагонит нас.

Корнелий Сабин разбирался недолго — разводить следствие было некогда, да и ни к чему. Он сказал:

— Ты прав, центурион: этот Тит не должен жить. Убей его, но только не здесь и не рядом: я не хочу, чтобы его труп нашли у моего забора, — тогда моих рабов будут пытать, дознаваясь обо мне. Оттащи его за два-три дома, а лучше за четыре, там и убей… Да смотри, не упусти его: некогда нам запутывать его в веревки!

— Пусть лучше вот этот преторианец прикончит его, — вмешался Кассий Херея, показывая на Марка. — Не обижайся, Юлий, так надежнее…

Гадать, что имел в виду Кассий Херея, не приходилось: Юлий Луп выглядел ничуть не сильнее Кривого Тита, а если центуриону и удалось одолеть бывшего преторианца, то только благодаря внезапности и напору. Но в предчувствии смерти силы негодяя могли удесятериться, он мог бы изловчиться и бежать, что было совсем не желательно. В руках же Марка Кривой Тит избежать смерти, конечно же, никак не мог.