Александр Юрченко - Фёдор Курицын. Повесть о Дракуле

– Помощь нужна, царевна, не успеваем мы, – жаловался Софье тощий итальянец в зелёном камзоле с золотыми пуговицами и белом кружевным воротом. – Не успеваю чертежи для каменщиков готовить. Потому и стоят две башни неоконченные. Иоанн Васильевич спрашивает, когда готовы будут, а что отвечать.

– Я ведь не корю тебя, Марко, потерпи, будет тебе помощь, – отвечала Софья мастеру каменных дел Марко Руффо, прозванному в Москве Марком Фрязиным. – Знаю, любишь ты строить крепости, но палата для встречи заморских гостей очень нужна нам. После закончишь и башни, и крепостные стены. Наш брат Андреас пишет из Рима, что послы мужа моего Дмитрий и Михаил нашли в Медиолане архитектона Пьетро Антонио Солари. Он согласен строить в Москве каменные палаты, дворцы и церкви. Говорят, и фигуры каменные может слепить. Много дел ты затеял. Вижу, дня не хватает. Но сам знаешь, найти хорошего мастера и уговорить его приехать в холодную Московию не так-то просто. Да и путь из Рима в Москву, полгода занимает, а, может, и больше, если ливонцы в Ревеле задержат.

Слова Софьи лились легко, свободно и ритмично, как песня. Мелодичный красивый голос магически обволакивал каждого слушателя и как-то не вязался с её пышными формами, скрывавшимися в складках объёмного парчового платья. Широкому лицу царевны, обрамлённому «щёками-противнями», больше соответствовал бы высокий, может быть, даже писклявый голосок. Но Софья была царских кровей, от которых по наследству всё же немало досталось: высокий ум и красивый голос – это богатство помогало выжить в чужой для неё державе.

– Не только дня не хватает, но и ночи, царевна, – поддакивал Марко Руффо ещё один мастер – Антон Фрязин. Курицын хорошо знал его. Вместе приехали с посольством из Венгрии, вместе сидели взаперти у турок.

– Ценю, ценю твоё усердие, Антон. Тайницкую башню в Кремле знатно соорудил, – Софья сделала ещё два стежка в шитье. – Теперь мне услужи. Помоги мастеру Марко тайник устроить в Грановитой палате. Сотвори его в Верхних сенях, чтобы я с детками моими могла пиры лицезреть да приёмы послов заморских. Пора старшенького моего, Василия, к премудростям государя готовить.

– Выполню, царевна, твой наказ, – мастер тайных дел Антон Фрязин услужливо склонил голову. – В стене секретный глазок устрою.

«Не рано ли Софья сына к правлению государством собралась готовить, – подумал Курицын. – Виды на великокняжеский трон Иван Молодой имеет. Да и государь благоволит к Ивану, своему первенцу, сыну покойной княжны Тверской, первой жены своей. Всегда с собой рядом на пирах сажает, требует Ивана Молодого вместе с ним государем величать. Зачем Софья при мне такой разговор завела?»

Софья сделала ещё один стежок в пелене, которую готовила для Троицкого монастыря, и перевела взгляд на Курицына – его она посадила как раз напротив себя.

– Ты, Фёдор, почему не ешь, не пьёшь. Или к турецкой еде больше привык? Кормили-то как в Белой крепости?

Софья, как и большинство греков, прибывших в Москву, не смогла привыкнуть к твёрдому звуку «р» в конце слова и потому слегка картавила, когда произносила имя государева дьяка.

– Турки, царевна, в еде у Царьграда многое позаимствовали, – отвечал Курицын спокойным голосом, а мысль была только о том, что неслучайно Софья турок поминает. – Кормили негусто, – продолжил он. – Слава Богу, не померли с голоду и мастера Антона целым и невредимым в Москву доставили.

Царевна ничего не ответила. Глянула в пустые чаши гостей и дважды хлопнула в ладоши.

– Принеси кипрского вина, – велела подбежавшему холопу. Истопнику приказала подбросить побольше поленьев в печь, обложенную изразцами с греческим орнаментом. И продолжила беседу с Курициным, больше похожую на допрос подозреваемого.

– Мне монах Ефросин из Кириллова монастыря прислал новую книжицу о Дракуле. – Голос царевны звучал вполне миролюбиво.

Курицын удивлённо поднял глаза на Софью.

– Ту, что ты, Фёдор, давеча написал. Знала бы, что пером так владеешь, не просила бы Дмитрия Траханиота над книгами потеть: стар он стал, на отдых просится. А что Фёдор, Дракула турок сильно бивал? Не приврал ли ты в своей повести?

Видел Курицын: никак не хотела Софья уходить в сторону от турецкого вопроса.

– Правда, царевна, как и то, что преемники Дракулы в сговор с турками вступили, да с помощью измены жизни его лишили. С той поры султану дорога в немецкие земли открылась.

Короткая правильность ответов Курицына наскучила Софье, и она перевела разговор на другую тему, бросив взгляд на седовласого грека, занимавшего место по правую руку от неё. Это был философ и писатель Дмитрий Траханиот. Он, как и брат его, Юрий, сидящий по левую руку от Софьи, служил ещё её батюшке, морейскому деспоту Фоме, а отец их Мануил Траханиот Балоттес являлся видным сановником последнего цареградского императора Константина. Братья были самыми доверенными лицами при её дворе.

– Верные люди доносят нам, – обратилась Софья к Дмитрию Траханиоту, – что в Москве, как и в Новгороде, ересь завелась. Мужики и бабы о Библии прямо на улицах спорят, святую Троицу сомнению придают, в звёзды верят, к ворожейкам за советом ходят. И конца света не убоятся, антихристы, а ведь близок семитысячный год, о котором в Библии сказано. Что скажешь, Дмитрий? Где сила слова твоего? Или перо гусиное притупилось?

Говорила всё это Софья греку, а краем глаза поглядывала на Курицына.

– Я, царевна, на заказ архиепископа новгородского Геннадия о конце света малую книжицу написал. Устрашаю чернь судным днём. За ересь все ответ держать будут.

– А ты как думаешь, Фёдор, будет конец света или нет?

Софья испытующе смотрела прямо в глаза дьяку.

– Я, Софья Фоминична, об этом не думал, делами обременён, – ушёл от ответа Курицын.

Софья иголку к шитью поднесла, да так и застыла с ней. Полные щёки её покрылись румянцем, губы слегка дрожали. Что позволяет себе этот дьяк? Почему не прибавил титул цареградской царевны?

– Дозволь, царевна поднять чашу вина за маэстро Аристотеля Фиораванти, – из-за стола поднялся Юрий Траханиот. Опытный царедворец нарушил неловкую для Софьи тишину. Двадцать лет назад он приезжал в Москву гонцом от папы Римского с предложением сватать царевну Софью за государя Московского. Теперь, возмужав, оценён не только царевной, но и великим мужем её, дававшим Юрию Траханиоту самые сложные дела посольские за границей вершить.

– Спасибо, Юрий. Чуть не забыла, – прошептала Софья и добавила уже громче. – Сегодня четыре года, как ушёл от нас славный Аристотель. Он в память о себе церковь Успения Божьей Матери оставил. Будет радовать она глаз и слух людей образом и словом Божьим.

Заморские гости разом поднялись и подняли полные вином чаши. Курицын облегчённо вздохнул. То, что он не назвал Софью царевной, зная, что это вызовет гнев её, было его уловкой. Уж больно не хотелось говорить о конце света. Не верил в него, а юлить, не смел. Вдруг знает о нём царевна что-то, о чём он сам не подозревает.