Александр Юрченко - Фёдор Курицын. Повесть о Дракуле

Да что я пишу тебе о Флоренции, когда ты ждёшь от меня помощи!

Дорогая сестра, Марсилио помнит о тебе и хотел бы помочь, да, говорит, стар стал для переездов. Из Флоренции в Болонью не хочет ехать. Что говорить о твоём Великом княжестве. Был у него талантливый ученик, граф Пико де Мирандола. Тот бы поехал, но его, к несчастью, отравили недруги и завистники. Кого ещё послать? – думал наш друг. Говорит, что кроме Пьетро Помпонацци, некого. Да вряд ли тот согласится. Читает лекции в Падуанском университете и пишет философский трактат о бессмертии души, он тоже не любитель ездить. Этот трактат Помпонацци нескоро закончит, но Марсилио Фичино любезно согласился попросить его выслать тебе основные постулаты своего учения.

За сим кончаю, твой брат Андреас. Поклонись от меня мужу своему, Великому князю Иоанну».

Прошло два месяца, и тот же тверской купец привёз Софье Фоминичне письмо из Падуи, написанное Пьетро Помпонацци. Вот что писал итальянский философ царевне:

«О, благородная госпожа Софья, деспина Цареградская, герцогиня Феррарская, Великая княгиня Московская. Я не имел чести знать тебя лично, но мэтр Фичино рассказал мне о тебе, о твоей жизни в Риме и о твоём смелом поступке – отъезде в далёкую и холодную Московию, где ты вышла замуж за государя Московии Иоанна. Поступок, на который решится не каждая благородная девица, взволновал меня, и я, отвечая на просьбу мэтра Фичино, высылаю тебе постулаты «Трактата о бессмертии души», ещё не оконченного, но уже вполне сформировавшегося как философское произведение. Но сначала о причине, побудившей написание его.

В те дни, когда я был мучим болезнью, находясь между небом и землёй, меня часто навещал брат Джироламо да Рагуза из Ордена братьев-праведников. Однажды, заметив, что я чувствую себя получше, он смиренно обратился ко мне: «Дорогой учитель, несколько дней назад, когда ты толковал нам Первую книгу «О небе», ты остановился на том месте, где Аристотель пытается доказать, что неуничтожимое и невозникшее суть понятия обратимые, и сказал ты, дорогой учитель, что точка зрения святого Фомы Аквинского относительно бессмертия души, хотя сама по себе истинна и неоспорима, однако же, по твоему мнению, никак не согласуется с суждением Аристотеля». Побеспокоившись, не будет ли его просьба мне в тягость, он попросил разъяснить ему, что я думаю на предмет бессмертия души, и каково об этом суждение Аристотеля. Итак, с Божьей помощью приступим.

Человек, на мой взгляд, обладает не простой, а многообразной природой, не определённой, но двоякой, и должен быть помещён посредине между смертными и бессмертными существами. Тем, что человек обладает способностями к росту и ощущению, которые не могут быть осуществлены, как говорил Аристотель, без телесного и тленного орудия, он причастен к смертности. Тем же, что он мыслит и желает, и что осуществляет, по словам Аристотеля, без помощи телесного оружия, доказывает отделимость и нематериальность души, а стало быть и её бессмертие, – он должен быть причислен к существам бессмертным.

Теперь отвечу на второй твой вопрос. О свободе воли и о том, должен ли отвечать Бог за зло, содеянное на земле, как простолюдинами, так и государями.

Я признаю свободу воли. Но, по-моему, гораздо меньшее зло – отвергать в нас свободу воли и оказаться рабами, нежели отвергать провидение и оказаться святотатцами. Есть два разумных утверждения, которые я хочу задать в форме вопроса. Бог или правит миром, или не правит миром. Если не правит, то какой же он Бог? Если правит, то почему же он правит так жестоко? Ты спрашиваешь: «Если Бог всё знает и может отвратить заблудшего от его заблуждений, то почему он не делает этого? И почему, если Бог не отвращает от заблуждений, то грех падает не на Бога, а на человека? Ведь это Бог дал душу, склонную ко греху, и омраченный рассудок соединил со страстями». Отвечаю тебе, благородная госпожа. Зло происходит из природы Вселенной, а не от справедливости или несправедливости Бога. Так как Вселенная содержит в себе всеобщее совершенство, то в самой её природе заключены столь великие различия. И то, что в частности представляется несправедливым, рассмотренное в отношении Вселенной, оказывается справедливым… Порядок Вселенной требует таких различий, при том что нет никакой несправедливости и несоразмерности в божественном провидении. Тем, что богатые угнетают бедных, не доказываются несовершенство и жестокость Бога, равно как и тем, что волк пожирает овцу, волка терзают псы, а псов – львы, ибо, хотя по отношению к частному это кажется несправедливым, по отношению к мировому порядку это не представляется таковым.

Если я хоть чем-то смог помочь тебе, благородная госпожа, отвечая на твои вопросы, то буду рад принять от тебя ответное послание. Не подумай, что жду благодарности, на которую я не вправе рассчитывать, поскольку не оказываю тебе ни материальной поддержки, ни сочувствия в твоих делах, а только высказываю собственные мысли или трактую Аристотеля, что совершенно не стоит ни материального, ни морального поощрения.

Твой брат, благородная госпожа, Пьетро Помпонацци, Мантуанец».

После такого письма стоит призадуматься. Вот и Софья весь вечер ходила, как не своя, отменила встречи с духовником и придворным врачом, и, сославшись на слабость, затворилась в опочивальне. Живое сообщение с тем старым миром, который она покинула много лет назад, взволновало её. Она видела, что наука продвинулась, но не то, чтобы вперёд, а внутри себя, давая внимающему ей просвещённому читателю право сомневаться и выбирать. И практический ум царевны нашёл положительное зерно в том, что не давало ей видимых преимуществ.

Совсем нельзя было сказать, что был достигнут результат, ожидаемый ею и соответствующий тайным целям, которые она преследовала, – опровергнуть доводы вредного дьяка Курицына или, вернее, низвергнуть его, дьяка Курицына, с высоты того пьедестала, на который возведён он был посредством собственных качеств: природного ума и образованности.

Что удивительного открыла себе царевна Софья? Оказывается, мысли Курицына о свободе воли, о предназначении государя находили в италийских городах сторонников, причём, среди высокообразованных мужей. Значит, для того, чтобы продолжить борьбу за душу Великого князя, она должна не противоречить тому, что говорил Курицын, а развить его мысли и идти дальше, поднимаясь на высоту, недоступную для дерзкого самоучки, не обучавшегося наукам в университетах и не имевшего достойных учителей среди философов.

И ещё, одно важное, что решила сделать Софья, это не перечить мужу по литовским делам. Рано или поздно будет прощена она за те по-детски глупые беседы в защиту прав сына Василия на престол. Время, сомнения, слова Митрофана и Булева подточат сердце мужа, вернут его расположение, и тогда перед ним предстанет другая Софья – мудрая, с какой стороны не посмотри, разделяющая его чаяния и заботы. Вот тогда и повернёт она ситуацию вспять, хоть и трудно будет, так как выбор Великим князем преемника прилюдно освещён митрополитом Симоном. Верила она, что найдёт у Владыки поддержку, потому что знала твёрдо: церковь служит государям.