Джованни Казанова - История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 1

— Константинополь? — сказал он, отбегая на два шага.

— Да, монсеньор! Константинополь, — повторил я ему, вытирая слезы.

Этот прелат, который был полон ума, но испанец в душе, сохранял в течение двух-трех минут глубокое молчание, а затем посмотрел на меня с улыбкой.

— Спасибо, сказал он, что не назвали Испаган, потому что этим вы бы смутили меня. Когда хотите отправляться?

— Сегодня ночью, как Ваше Преосвященство велели.

— Вы будете отплывать из Неаполя или Венеции?

— Из Венеции.

— Я дам вам солидный паспорт, потому что вы обнаружите в Романье две армии на зимних квартирах. Мне кажется, что вы можете сказать всем, что я посылаю вас в Константинополь, потому что никто вам не поверит.

Эта политическая уловка почти заставила меня смеяться. Он дал мне руку, которую я поцеловал, и пошел к своему секретарю, который дожидался его на соседней аллее, сказав мне, чтобы я с ним пообедал.

Возвратившись в отель Испании, и размышляя о выборе в Константинополь, который я сделал, я подумал, пораженный, что или я сошел с ума, или произнес это слово под воздействием оккультных сил моего Гения, который зовет меня туда, чтобы снова влиять на мою судьбу. Что меня удивило, это то, что кардинал сразу согласился. Мне показалось, что его гордость помешала ему посоветовать мне другое место. Он побоялся, что я могу подумать, что он похвастался, что имеет друзей повсюду. Кому он меня рекомендует? Что я буду делать в Константинополе? Я там ничего не знаю, но я должен туда ехать.

Его Высокопреосвященство обедал со мной наедине, демонстрируя по отношению ко мне наибольшую доброту, а я ему — наибольшее удовлетворение, потому что моя гордость, будучи сильнее, чем мое горе, не позволяла мне давать наблюдателям малейший повод считать меня опозоренным. Главной причиной моего горя была необходимость оставить маркизу Г., которую я любил и от которой не получил ничего существенного.

Через два дня Его Высокопреосвященство дал мне паспорт для Венеции, и запечатанное письмо на имя Османа Бонневаль-паши в Гарамании, в Константинополе. Я ничего никому не мог сказать, но кардинал не запретил мне, и я оставил адрес для писем всем моим знакомым. Аббат Гама говорил мне, смеясь, что он знает, что я не собираюсь в Константинополь. Шевалье да Лецце, венецианский посол, дал мне письмо к богатому и любезному турку, который был его другом. Дон Гаспаро просил меня писать ему, и отец Жоржи тоже. Когда я делал прощальный визит донне Сесилии, она прочитала мне часть письма своей дочери, которая прислала ей радостную весть, что беременна. Я также сделал визит к донне Анжелике, которая вышла замуж за дона Франческо, не пригласив меня на свадьбу. Когда я принимал благословение Святого Отца, я не был удивлен, что он рассказывал мне о знакомствах, которые у него были в Константинополе. Он был знаком, в частности, с г-ном де Бонневаль. Он велел мне передать ему привет, и сказать, что он сожалеет, не имея возможности послать ему свое благословение. Давая мне благословение, он подарил мне четки из агатов, связанных тонкой золотой цепочкой, которые стоили, возможно, двенадцать цехинов. Когда я принимал увольнение от кардинала Аквавива, он дал мне кошелек, в котором я нашел сто медалей, тех, что кастильцы называют doblones da ocho. Они стоили семьсот цехинов, и у меня было еще триста. Я оставил у себя двести, и взял обменное письмо на тысячу шестьсот римских экю, на рагузца, имевшего банк в Анконе, по имени Джованни Бушетти. Я занял место в берлине с дамой, сопровождавшей свою дочь в Лоретто по обету, который она дала за избавление от серьезного заболевания, которое без этого обета, несомненно, могло бы привести ее к могиле. Девушка была уродлива. Я скучал во время всего путешествия.

Он должен склонять душу и колени. Петрарка Canzonure, К смерти Мадонны Лауры.

Если он не подчиняется, его принуждают. Гораций.

Говорю ли я, чтобы лишь позабавить, — решать слушателю. Марциал.

Жить — это значит мыслить.

Желая быть кратким, становлюсь неясным.

Я не так уродлив, как то чудовище, что я видел на берегу, когда море было спокойным. Вергилий, Эклоги

Лишь чести божественного поэта послужит то, что он слишком любил вино. Из Горация.

Мы движемся и существуем в нем.

Желал лучше быть, чем казаться — из Эсхила.

Автор издевается над терминами революционноно времени — прим. перев.

Каждый творец своего несчастья.

Не понимать личной выгоды — не понимать ничего.

Ты смеялся над ночными духами и фессалийскими чудовищами. Неточная цитата из Горация.

лимфа — лат.

То, что презирается, забывается с течением времени. Тацит: Анналы, IV.

народность в Далмации.

Научите нас, филологи, почему cunnus (женский половой орган) мужского рода, а mentula (мужской член) — женского.

Потому что всегда раб носит имя своего хозяина.

никто не может дать того, чем не владеет.

«Я быстро раздражаюсь, но я всё же успокаиваюсь» Гораций, Эпистолы.

Может быть, это была правда, но это не кажется правдоподобным для всех, кто в здравом уме. Ариосто «Неистовый Роландо».

«О завещании».

«Могут ли евреи строить новые синагоги».

Анафема священнику, который отрастит волосы.

Они горько жаловались, что ожидаемая милость не отвечает их заслугам. Гораций.

разменная венецианская монета.

И ее туфли приковали его взоры — кн. Юдифь.

…что скрывают одежды — лат.

десять часов утра по итальянскому старому счислению.

Казанова пишет Мемуары по-французски, а записка была написана по-итальянски.

сюжет из «неистового Роланда» Ариосто.

поговорка.

«И цветок, единственный, что только мог поставить меня среди богов, этот цветок, который я только что взял нетронутым» — из Ариосто— «Неистовый Роллан».

беззастенчивую.

монашеский орден.

Будь богом — заповедь стоиков.

Часто останавливайся и редко волнуйся.

Судьба знает, куда нас вести.