Михаил Ишков - Адриан. Золотой полдень

Он долго томился за колонной. Время шло, флейта молчала.

Почему молчит флейта?

Играй!

Ответом был шелест лавров в парке, шум бегущего по каменным уступам Оронта.

Ну, играй же!

Адриан с недоумением всматривался во тьму. Ночная тишина укреплялась. Неожиданно страстно, видно, в последний раз перед сном, мечтая о длинноухой подруге, прокричал на конюшне осел. Ему звучно вторили сторожевые псы. Со стороны казарм долетело звяканье металла. После недолгой паузы оттуда донеслась перекличка часовых, затем все стихло. В этот момент из‑за спины донесся возглас.

— Господин!

Публий вздрогнул, помертвел от страха, затем гневно обернулся, различил в полумраке, на фоне посвечивающей беломраморной стены темное, пронзительно узкое лицо Флегонта.

— Что еще!

— Господин, только что в клетке с последователями Елксея обнаружен труп нашего человека.

— Что с ним?

— Его задушили.

— Где Эвтерпа?

— Ее забрал префект Лонг.

— Как забрал?! Когда? Почему мне не доложили?

Флегонт удивленно глянул на наместника. Смотрел долго, словно пытался проникнуть в тайные мысли господина, а может, прикидывал, чем грозит ему изумление наместника. Наконец осторожно выговорил.

— Я полагал, что он получил разрешение…

— Разрешение он получил, — Адриан раздраженно прервал раба. — Все равно, ты обязан был сразу дать мне знать, что преступницу вывели на свободу.

Раб поклонился. Разговор на этом увял.

Адриан разочаровано глянул в сторону тюремного загона. Ждать больше нечего, он повернулся и направился в кабинет, и в этот момент со стороны реки, из самой глухой, не освещаемой факелами части парка, где располагались виллы, предоставленные гостям наместника, внезапно долетели звуки двойной флейты. Играла Эвтерпа, однако мелодия была незнакомая, томительная, прощальная.

Адриан оцепенел, затем не удержался, бросился навстречу музыке — подбежал к самой балюстраде, ограждавшей балкон. Здесь, вспомнив, по — видимому, о достоинстве или о стрелке, притаившемся во тьме, остановился.

— Это где?

— На вилле у префекта Лонга, — не скрывая удивления, ответил раб.

Наваждение ослабло, пахнуло низменным, житейским. Представить, что меднолобого вовлекли в заговор, было невозможно. В следующий момент нестерпимая обида ожгла сердце. Публий не удержался и несколько раз судорожно сжал пальцы в кулаки. В детстве, когда римские сверстники смеялись над ним, он, не в силах совладать с собой, только тем и спасался от желания немедленно броситься в драку.

Обида обернулась нудным нелепым томлением, неуместным для наместника провинции и будущего правителя мира. Лонг в который раз обворовал его и ничего с ним не поделаешь. Матушка целиком на стороне меднолобого. В следующий момент его пронзил нелепый вопрос — разве дело в Лонге?

Зачем она играет?

Разве Лонг взял ее, чтобы слушать музыку?

Кому подает условленный сигнал?

Неужели началось?

— Срочно поднять две когорты и проверить окрестности вокруг дворца, — распорядился наместник.

— Что искать, господин?

— Не знаю. Возьми верных людей. Сам приглядись, может, что‑то привлечет твое внимание. Пусть пересчитают елказаитов, проверят, не было ли подмены.

— Может, усилить охрану дворца?

Адриан заставил себя успокоиться. Напомнил себе, что смятый, растерянный, выбитый из колеи, бессильно сжимающий кулаки человек, — легкая добыча для наемного убийцы.

— Это не поможет.

После короткой паузы Адриан распорядился.

— Теренция и Марка — Ублюдка ко мне. Срочно. Бегом. Я отправляюсь на виллу Лонга.

— Опасно, господин, — предупредил Флегонт

— Сейчас везде опасно, — огрызнулся Адриан. — Я надену панцирь.

— Этого мало, — уточнил раб.

— Что же еще?

— Необходимо присмотреть за Ликормой.

— Разумно. Действуй.

Когда раб проходил мимо заваленного бумагами и свитками стеллажа, Адриан окликнул его.

— Запечатай письмо и обычным порядком, соблюдая все меры предосторожности отправь в Рим.

— Господин… — нерешительно выговорил Флегонт.

— Что еще?

— В императорскую спальню срочно вызваны лекари.

— Что‑нибудь серьезное?

— Мой соглядатай утверждает, что это обычные колики.

— Это все?

— Да, господин.

* * *

Вконец обессиленный Ларций, отдыхавший на ложе, напомнил.

— Ты обещала сыграть на флейте!

Обнаженная женщина сидела на краю постели. Мерцающий свет единственной, горящей на подставке свечи странно искажал ее лицо. В полутьме женщина выглядела удивительно гибкой, покорной. Она изогнула стан, не спеша поднялась, обошла постель, приблизилась к Лонгу, склонилась к нему, взъерошила седые волосы.

— Я не хочу, — прошептала она.

— Зато я хочу, — решительно возразил Лонг и распорядился. — Играй!

— Я боюсь.

— Чего тебе бояться в моем доме?

— В твоем доме я обязана сыграть прощальную мелодию.

— Лишь бы не унылую.

— Как прикажешь, господин.

Женщина усмехнулась, потом, словно исполняя таинственный ритуальный танец, повела руками и семенящим, танцевальным шагом прошлась по комнате. Ларций повернулся, оперся на локоть, с интересом глянул на нее. Дрогнуло пламя свечи, ласковые мерцающие отблески побежали по ее телу — ложились ровными лепестками вкруг грудей, на бедра, на маленькие ступни с аккуратными, как оказалось приятными на вид и на вкус, пальчиками.

Женщина остановилась возле лежавшей на полу флейты. Удерживая тело в вертикальном положении, она опустилась на пол, подобрала флейту. Пробежала пальцами по дырочкам, видно, мысленно представила, как будет звучать прощальная мелодия.

— Играй! — повторил Ларций.

Эвтерпа вновь глянула на него, знакомая жуткая гримаса очертилась на ее лице.

— А если откажусь?

— Немедленно отправишься в загон.

Женщина не смогла скрыть испуг, быстро закивала.

— Как прикажешь, господин.

Она торопливо поднялась, устроилась на кровати, приставила оба мундштука к губам, легонько дунула. Флейта тут же отозвалась, ожила. Сначала ответила хрипло, натужно, простуженным голоском, затем запела тонко, пронзительно. В терцию.

Мелодия была странная, незнакомая, тревожная. То вверх, то вниз. Под такую мелодию хотелось пуститься в пляс и залиться слезами.

Эвтерпа играла все громче, все быстрее. Внезапно она прервала музыку, прислушалась. Лонг сел на ложе, затих. В следующее мгновение до него донеслись тихие шаги в коридоре. Шаги неожиданно стихли, послышался легкий шорох.

Префект громко крикнул темноту.

— Таупата? Это ты? Подсматриваешь, негодник?

В ответ молчание.

Опыт, долгое житье в военном лагере настойчиво подсказали — берегись!

Лонг бесшумно поднялся с ложа, на ходу склонился к обмершей от страха женщине, чуть слышно приказал — играй! — и показал ей кулак. Та часто закивала и вновь приставила инструмент к губам. Заиграла быстро, рьяно, флейта вдруг издала такой страстный, умоляющий писк, что Лонг невольно обернулся в ее сторону. Глаза женщины стали до жути большими, она едва сдерживала слезы, ужас подгонял ее. Этот ужас заставил поторопиться и Лонга. Он на цыпочках прошел в угол комнаты, вооружился иберийским кривым мечом, приблизился к двери.