Михаил Ишков - Марк Аврелий. Золотые сумерки

Утро, несмотря на все усилия Арнуфиса, выдалось зловещее. Жрец спрятался у себя в палатке и на оклики не отзывался. Пертинакс в сердцах крикнул посланным за ним преторианцам — ну его! Сами разберемся.

За ночь жара едва спала, и солнце, появившись над вершинами, начало жарить во всю летнюю силу. Желтовато — серая мгла встала над луговиной, и в этой мгле с восходом послышалось заунывное и все более нараставшее пение. С каждой минутой боевая песня германцев становилась все громче. Затем сила звука неожиданно ослабла, потом вновь начала усиливаться. Это заунывное, усиленное тысячами щитов, которые германцы приставляли ко ртам, гудение, произвело жуткое впечатление на римское войско. Пришлось центурионам усиленно поработать палками, чтобы восстановить строй, придать новобранцам бодрость духа и смелость.

Перед самой атакой в боевых порядках Двенадцатого Молниеносного легиона, выстроенного перед входом в ущелье, которое замыкали ров и бревенчатая баррикада, появился человек с крестом в руках. Он не спеша вышагивал между рядов, осенял крестным знамением тех, кто обращался к нему за напутствием, что‑то говорил солдатам. Те, кто осеняли себя крестным знамением, вставали на колени. Человек был наряжен в хламиду, голова покрыта краем плаща. Так он добрался до последнего в строю бойца, свернул в следующий промежуток и двинулся вдоль шеренги в обратном направлении. Кто‑то из непосвященных центурионов взялся было за палку, но Фрукт, примипилярий Двенадцатого Молниеносного легиона, сопровождавший святого отца, пригрозил им. Гаркнул так, что и германцы на склонах притихли. Марк жестом остановил распалившегося было Пертинакса.

— Оставь, Публий. Morituri Deum salutant. Идущие на смерть приветствуют своего мученика. Пусть их!

Обойдя передовые шеренги, Иероним вошел в ряды стоявшего за ним Пятого легиона. Здесь единоверцев было немного. Редко, кто встал на колени и принял благословение в Четырнадцатом Победоносном. В вексиляциях, набранных в Паннонии, христиан нашлось поболее. Закончив обход, Иероним взобрался на возвышение, поднял руки. Все, кто стоял на коленях, поднялись, как один.

Они запели так: «Те Deum laudamus…»

Тебя, Боже, хвалим!

Марк дождался окончания церемонии, потом коротко бросил Пертинаксу: «Начинай, Публий!» и отошел в сторону.

Пертинакс поднял и резко опустил руку. Запели боевые трубы, им помогли тубицины, затем рожки. Лающими короткими окриками отозвались центурионы. Вздрогнули и поплыли штандарты, вексилумы с номерами когорт. Послышался мерный, глухой топот. Он нарастал, скоро шаги идущих в ногу солдат начали сотрясать почву.

Теперь истошно, нестройно, даже как‑то по — детски завыли германцы, но их нескладный рев не смог заглушить звуки набиравших темп шагов. Германцы, укрывшись за стеной, осыпали римлян тучами стрел. Выходить в поле и вступать в решительную схватку они не спешили. Затаились и те, кто располагался на возвышенностях. Марк про себя отметил воинский дар Ванния — варвар понимал толк в тактике. Царь квадов старался затянуть сражение, полагая, что чем ближе к полудню, тем отчаянней будет положение неприятеля.

Первый натиск был отбит с малыми потерями для римлян. Построения, называемые «черепахой», добравшиеся до рва, остановились, затем также неспешно отступили. Нечем было заваливать ров. Все пригодные деревья были вырублены при устройстве лагеря, камней на луговине было мало. Каменные россыпи виднелись ближе к скалам, но туда просто так не подступиться. Варвары по — прежнему не спешили вступать в бой и стрельбой из луков старались не подпускать римлян к скатам.

Наступило затишье. Душераздирающе ржали страдающие от жары кони. Между тем Бебий продолжал взывать к Господу.

Тогда вдруг и потянуло ветерком. Марк, сидевший в сторонке, первым почувствовал, как шевельнулся воздух. Шевельнулся робко, нехотя. Затем зашелестела трава, травинки качнули головками.

Пертинакс отдал приказ разбирать укрепления лагеря. Не участвовавшие в атаке легионеры мигом принялись вытаскивать бревна, колоды, складывать на повозки нарытую еще прошлым днем землю. Туда же швыряли палатки и все, что могло пригодиться для засыпки рва. В дело пошли также личные вещи.

К началу второй атаки уже начало задувать основательно. Иероним словно подгонял бурю.

Последовало еще несколько громовых раскатов. Гроза топала по небосводу, приближалась, спешила. Небо еще было чисто, однако очень скоро с севера начали стремительно наплывать ангельской белизны облако. Окладистое, клубящееся по краям, оно упорно тащило за собой исполинскую, черную, содрогавшуюся от зарниц тучу.

Ванний не выдержал. По вершинам прокатился рев охотничьих рогов, и с варварской неодновременностью, вразброд дружины германцев начали беспорядочно сбегать с ближайших вершин и с ходу врезаться в боевые порядки римлян. Полезли вперед и те, кто прятался за бревенчатой стеной.

Марк с удовлетворением отметил первую и, возможно, роковую, ошибку варваров. Им следовало дождаться грозы. Следом император с удивлением спросил себя — отчего он так спокоен? Сидит себе в сторонке, дожидается ливня, оценивает поступки Ванния и с легкостью справляется с дурманящим холодком страха, выползавшим из сердца. Уж не поверил ли он словам Феодота? Этого старого гречишки?! Доморощенного мудреца? Досадливо отмахнулся от суеверия, выругал себя — неужели и ты поднабрался всяких глупых объяснений, поверил в чуждые римскому духу приметы? Ведь при утреннем гадании внутренности жертвенных животных ясно подсказали, что победе быть! И дым от сжигаемых даров устремился к небу столбом, при чем здесь опрокинутый кубок! Тем не менее, спокойствие удивляло. Только руки била крупная, едва скрываемая дрожь.

Воины в рогатых шлемах, кольчугах, с огромными щитами, вооруженные копьями — фрамеями, — великаноподобные, бородатые, — спрыгивали в ров, с ревом взбирались на северную кромку. Готы навалили бревна и по этому рукотворному мосту неспешно перебирались на вражью сторону, переводили туда коней. На плечах несли тяжеленные двуручные мечи. Выстроившись клином, они двинулись на Двенадцатый Молниеносный.

Тогда и ударил ливень. С неба хлынули потоки воды. Те, кто пока не участвовал в поединках, набирали воду в шлемы, в щиты. Пили и те, кто отражал удары. Воины сражались, ловили ртами капли воды, их сменяли вволю напившиеся. Всадники поили лошадей из шлемов. Вот когда сказалась выучка легионеров. Приказы были редки, точны, каждый знал маневр своей центурии. По приказу римляне на ходу меняли боевые порядки — уставшие подразделения отводились в тыл, им на смену выбегали свежий бойцы. Центурионам в тот день было мало работы, они рубились как рядовые солдаты. Рубились так, что от варваров, даже самого богатырского вида, то и дело отлетали руки, ноги.