Михаил Ишков - Траян. Золотой рассвет

Час пробил.

Итак, римляне начали переправу в двух местах. Бóльшая часть войска во главе с императором перешла Данувий у Ладераты, по мосту, сколоченному из заранее пригнанных судов. Меньшая, под командованием Лаберия Максима — ниже, у Диерны, у Железных ворот. Худо, плохая новость, пусть даже Децебал и был готов к ней. Все эти месяцы царь тайно надеялся, что Траян, гордый своей мощью, ринется в Дакию напролом. Соберет все силы и с размаху ударит железным кулаком.

Весь последний год на пирах, устраиваемых в царском дворце, много спорили о неприятельских планах. Децебал беседовал на эту тему и с дружественными царями, прежде всего с племенным вождем саков Сардонием. Все — и советники, и союзные вожди — сходились на том, что на этот раз придется нелегко. Глупо надеяться на опрометчивость врага. Конечно, не без пользы будет попросить Залмоксиса о помощи. Пусть небесный царь и вседержитель нагонит проливные дожди или помутит разум Траяна. Пусть тот повторит ошибку Фуска. Еще осенью прошлого года к небесному господарю и вседержителю отправили посланника. Жребий указал на доброго молодца. Залмоксис сразу принял его, дал добрый знак — послал орла, пролетевшего над Сармизегетузой по правой стороне, однако тревога не отступила.

Когда костер совсем угас, и глаза окончательно свыклись с темнотой, в южной части небосвода обнаружилась крупная, посвященная римскому богу войны Марсу, звезда. Она горела жутким оранжевым пламенем. Можно закрыть глаза и не видеть хищное око, но разве это спасение? Траян не Корнелий Фуск, мух ловить не будет.* (сноска: Децебал перефразировал римскую пословицу: «Aquila non captat muscas» (Орел мух не ловит). По некоторым сведениям Децебал был хорошо знаком с римской повседневной жизнью, знал латинский язык.) Воевать будет осмотрительно. Ударил с двух сторон, тем самым отрезая возможность сразу ударить по переправившемуся авангарду.

Худо.

Продвигается вперед неспешно, строит дороги, мосты. Эта обстоятельность внушала особую тревогу. Значит, враг взялся за дело всерьез. К тому же подобную стратегию Траян подкрепил почти тройным перевесом в силах.

Гонец сообщил, что реку перешли четырнадцать легионов. 16 Сила страшная, несравнимая с пятью легионами Фуска. Четырнадцать легионов — это более двухсот пятидесяти тысяч солдат. Девяносто тысяч легионеров, много вспомогательных войск, в придачу двадцать четыре отдельные конные алы. 17 Кроме того, приволок с собой кучу осадных машин, привел отряды горцев, свободно чувствующих себя в боях на вертикалях. Положение действительно складывалось тяжелое, но даже при самом скверном варианте Децебал и союзные вожди полагали, что у даков есть надежда.

Сардоний убеждал царя — у тебя своих почти девяносто тысяч воинов. Все обученные, понюхавшие римской крови бойцы, и сотня тысяч у союзников. Кочевник клялся в дружбе. Кочевнику хотелось верить. Дикарь незатейливо признавался Децебалу — если римская волчица сокрушит даков, следующими будем мы, саки. О том же в тайных беседах говорили и другие соседи на востоке — бастарны, агофирсы, роксоланы. Соседей на западе — маркоманов и квадов, а также бойев — Траян сумел приручить. Сарматы, уже испытавшие на себе остроту изогнутого дакского меча, сами напросились к испанцу в союзники. Они, безумцы, вместе с другими дали ему воинов во вспомогательные войска.

Царь пробыл на башне до самого восхода. Глянул на светило, обратился к Залмоксису — как быть? Ответа не дождался. Солнце — любимое дитя деда — всеведа, сияло ласково, приветливо, но знака не подало. Видно, были у светила в ту пору другие заботы, чтобы опечалиться судьбой малого народа, подмигнуть царю, напомнить о том, что небесная сила его верный помощник. Значит, придется воевать в одиночку.

Что ж, справимся в одиночку.

С каждым днем замысел наступления очерчивался все яснее. Нашествие начало распространяться вширь. Еще через пару недель в Сармизегетузу пришла дурная весть — пали две приграничные крепости. Нашлись людишки, которые открыли ворота перед императором. Хуже всего, что, по существу выиграв первое, приграничное, сражение, Траян по — прежнему двигался без спешки, посвящая больше времени строительству дорог, мостов и укреплений, чем боевым столкновениям.

Вот это была беда так беда.

На предположении, что Траян, захватив Даоус — Даву, попытается скорым маршем прорваться к горному проходу, называемому Тапы, и тем самым открыть себе дорогу к столице Дакии Сармизегетузе, Децебал и его советники строили свой план обороны. С этой целью он убавил гарнизоны в приграничных крепостях. О том лично объявил их защитникам — так надо, братья. Уходя на небо в объятия Залмоксиса, захватите с собой побольше незваных гостей. На подлость, конечно не рассчитывал.

Римляне двигались вперед осторожно, не позволяя себе безоглядных наскоков, до которых был так охоч нетерпеливый Фуск. Децебал усмехнулся, припомнив, как его волки били распоясавшихся римлян. В ту пору стоило подсунуть врагам надежного проводника, который мог бы увлечь солдат сказками о богатых селах, о сокровищах, хранившихся в усадьбах князей, о тайных урочищах, куда глупые даки сносили добытое на римском берегу золото и серебро, как тут же находились охотники полакомиться легкой добычей. Охочих до чужого добра римлян заводили в глухие ущелья, там их уже поджидали. Подобным образом Диурпаней еще за месяц до генерального сражения заметно подрастрепал силы Фуска.

Принесет ли теперь пользу этот прием?

Децебал вздохнул. К сожалению, Траян — опытный волк. Хитрый, осторожный. Он быстро унял зверства своих солдат, в первые дни войны обрушившихся на мирное население. Еще хуже, что он начал щедро раздавать покорившимся князьям и вождям союзных с даками племен звания «друзей римского народа». Ежедневно его передовые конные разъезды, вступавшие в стычки с пикетами даков, предлагали мириться. «Ради чего проливать кровь? — кричали римляне. — Давайте жить в дружбе».

В любом случае будет не без пользы сыграть на алчности врагов. Придется пустить на это дело молодых волчат, от которых в строю мало толку. Припомнился Лупа — совсем воробушек. Сколько ему? Недавно шестнадцать стукнуло. Какой из него боец! В схватке его прирежет самый дохлый легионер, а так, глядишь, повезет мальцу, и с его помощью Залмоксис заберет к себе несколько десятков жизней врагов. Отец Лупы Амброзон, побратим Децебала (оба они были из одного выводка) одобрил бы его решение. Как, впрочем, и сам воробушек. Этот и такие, как он, готовы отдать жизнь за Дакию. Жаль птенчиков, но еще более жаль родину, вольность и могилы предков. Лучше погибнуть в бою, чем на арене римского цирка или под кнутом жесткого прокуратора. Так говорил Спартак. Был он родом из южных фраков — тех, кто за Данувием, кто покорился Риму.