Михаил Ишков - Траян. Золотой рассвет

На следующий день в Риме в открытую заговорили о тайном заговоре, душой которого якобы являлись Сура, Сервиан и Приск, а главным исполнителем Ларций Лонг, намеревавшийся использовать своих сингуляриев во вред государю.

Вот когда Ларций в полной мере осознал, в какое дерьмо он вляпался с этим Эвтермом. Недоброжелатели Траяна радостно потирали руки — не зря, утверждали они, Ларций привез в столицу раба, который собирался убить императора. Многие полагали, что разговоры насчет кровососа, замыслившего погубить цезаря, это гнусный поклеп и напраслина. Что они теперь скажут?

Услыхав эту новость, ослепший, перепуганный насмерть и в то же время до обмороков мечтавший вернуть прежнее влияние, Марк Аквилий Регул испытал необыкновенный прилив энергии. Сенатор приказал Порфирию и Павлину активно распространять гнусную сплетню, в которой он увидал прекрасную возможность доказать верховной власти, что всегда был прав.

Нельзя доверять ротозеям.

Враги существуют, их множество, они только выбирают момент, чтобы наброситься на государя. Также огромную радость Регулу доставил шанс отомстить своему неожиданно высоко взлетевшему «родственнику», который, понятное дело, специально подсунул ему Лупу и хитроумно сгубил его, человека, непоколебимо стоявшего на страже величия государя. В этом рвении не было ничего удивительного, сенатор никогда не упускал возможность подставить ножку ближнему своему. Удивляло другое — отделавшийся слепотой, кое‑как поправивший здоровье сенатор неожиданно приблизил к себе молоденького дака. Когда к Регулу вернулась способность говорить и водить пером по пергаменту, он дал Лупе вольную и, как бы возмещая ущерб, причиненный любимчику императора, сделал своим личным слугой.

Спросите, какой он теперь любимчик?

Не спешите.

Регул был опытным человеком и знал, что в таких тонких вещах, как любовная страсть и привязанность, уродство само по себе ничего не значит. Сам он любил полных, выше себя красавиц, но среди его знакомых было полным полно таких, кто изнывал по карлицам и карликам, был без ума от горбатых женщин — их ласки, мол, несравнимо горячи и возбуждают куда сильнее, чем возня с полноценными, но ленивыми особами. Так что Регул решил на всякий случай облагодетельствовать и придержать Лупу при себе.

Мало ли?..

Когда Ликорма доложил вернувшемуся Траяну о взбудораживших Рим слухах, император рассвирепел, проклял все на свете, принялся укорять Плотину в том, что она окончательно распустила Адриана. Императора всегда особенно возмущало желание племянника блеснуть словцом. Траян заявил супруге, что Адриан, пытаясь соригинальничать, окончательно потерял меру и подвел власть к ненужному, а главное к совершенно пустому противостоянию. Он, император, вполне разделяет точку зрения своих полководцев, и, если угодно, Лонга на то, как поступать с провинившимся рабом. Конечно, лишней жестокости он не одобряет, однако Ларций храбрый офицер. За что его наказывать?

— Кто говорит о том, чтобы наказывать Лонга? — скупо улыбнулась Помпея Плотина. — Ты лучше обрати внимание, какое преувеличенное значение твоим словам о «жестокости не по уму» придали те, кто готовит заговор за твоей спиной.

Траян откинулся к краю ложа, удивленно глянул на супругу.

— О каком заговоре ты ведешь речь? Кто в преддверии похода и после всего, что я сделал для Рима, посмеет поднять на меня руку?

— Охотники всегда найдутся, — ответила Плотина. — Например, твои самые верные друзья. По какому праву эти вояки суют носы во внутреннюю политику? Кто просил Сервиана выступить в сенате и подогревать страсти? Им мало кровопролитий, бряцанья оружия, мало добычи, они желают навязывать тебе свое мнение. Сделать тебя заложником своего видения государственной политики. В чем вина Адриана, который лишь озвучил естественный вывод, который следовал из объявленной тобою политики «добродетельной и благожелательной силы»? Почему его слова вызвали такое преувеличенное возбуждение? Они метят в тебя, Марк! При этом борцы за обычаи предков сознательно умалчивают, что Домицианов закон о никто не отменял. Давай вообразим, что случится если ты отменишь этот закон?

Траян встал с ложа.

— Воображай сама. У меня нет времени заниматься пустяками. У меня война на носу.

На следующий день император решил прогуляться по Риму. Как обычно отправился пешком в сопровождении пары телохранителей — тех же здоровенных негров в парадной форме. От более многочисленной охраны он всегда отказывался. Страхи Ликормы пресек, заявив, что, во — первых и сам неплохо владеет кинжалом, во — вторых, силой его боги не обидели, в — третьих, не так плохо он почитает богов, чтобы опасаться собственных граждан. Так что никаких процессий, конной охраны.

Прохожие сразу узнавали императора. Тот был высок и плечист, на плечах пурпурная, расшитая золотом тога. Ему уступали дорогу, приблизиться не решались, потому что еще в прошлые выходы из дворца Траян предупредил бросившихся к его руке искателей правды — их было множество — что судебные дела разбираются в соответствующих коллегиях, просьбы принимаются в канцелярии, доносы не принимаются, так что нечего липнуть к его рукам, падать в ноги, вскрикивать, вопить и требовать милости. Это правило строго соблюдалось в Риме. Разве что мальчишки, следовавшие за ним, то и дело подбегали к императору и старались коснуться края его расшитой золотом тоги, тем самым как бы призывая к себе удачу и расположение богов.

Что взять с мальчишек!

Прогулявшись по главной площади города, посетив храм своего кумира Юлия Цезаря, Траян свернул на рынок. Там поинтересовался ценами на хлеб, мясо, молочные продукты, рыбу, вино, фрукты и овощи. Затем вновь направился на форум, где поговорил со встреченными сенаторами. Патриции возблагодарили богов за скорое возвращение принцепса и привлекли его внимание к жутким слухам, беспокоивших горожан, будто некие злодеи замыслили совершить на него покушение и тем самым сорвать поход в Дакию. Перебивая друг друга, сенаторы предупредили, что Децебал прислал сотню своих волков, готовых при первой удобной возможности выпить из него кровь до капли. Затем кто‑то посетовал, что в такой важный момент его полководцы оказались расколотыми на два лагеря. Это внушает сомнения в успешном окончании похода. Траян постарался убедить их, что слухи о расколе преувеличены и для беспокойства нет никакой причины. Так, беседуя, они по длинной украшенной статуями лестнице поднялись на Целийский холм, здесь император направился к дому Лициния Суры. Толпа, следовавшая за ним, внимательно следила, как повелитель приблизился к дому консула, дернул за цепочку. Всем было слышно, как в вестибюле звякнул колокольчик. Дверь распахнулась и на пороге появился разодетый словно трагический актер привратник — Сура всегда испытывал интерес к театральным представлениям.