Михаил Ишков - Траян. Золотой рассвет

Сенат присудил — пусть душа Лонгина с дымом унесется на небо. Так и случилось.

На девятый день после погребения возле гробницы были совершены жертвоприношения, в которых принял участие Траян и все высшие должностные лица. В полдень в доме Лонгина были устроены поминки, на которых Ларций Корнелий Лонг, выбрав удобный момент, поинтересовался у императора, когда ему следует отправиться к Децебалу.

— Зачем? — мимоходом откликнулся Траян.

— Я поклялся, что вернусь в Сармизегетузу при любых обстоятельствах. Я призвал в свидетели Юпитера!

— Ты дал слово варвару. Я освобождаю тебя от этой клятвы. В назначенный жрецами день я совершу обряд очищения от скверны. Ларций, не тыкай в нос своей принципиальностью, я являюсь верховным понтификом, мне достанет божественной силы избавить тебя от преследования Эриний.

— Но, государь!..

— Молчи и исполняй то, что тебе приказано. Я не так богат, чтобы разбрасывать префектами.

— А консулами?

— Опять дерзишь?

— Разве это дерзость, цезарь?

— Лонгин до конца исполнил долг. Такова природа римлянина.

— Но почему ты не разрешаешь мне исполнить свой?

— Потому что долг требует от тебя, чтобы ты сохранил жизнь и принял участие в войне.

В конце апреля соглядатаи донесли, что Децебал собрал воинов и обратился к ним с речью. Царь в качестве верховного вожака потребовал от волков ответа, доверяют ли они ему?

Речь Децебала в кратком изложении была передана Траяну. Он ознакомился с текстом ночью, после того как ответил на письма наместников.

Децебал начал так.

«Сколько бы я не размышлял над причинами этой войны и претерпеваемых нами бедствий, всякий раз прихожу к выводу, что вся наша вина в том, что мы богаты и сильны. Мы желаем жить вольно, свободно владеть своими угодьями — тучными пастбищами, обильными пашнями и садами. Вот вы все, как один, собрались здесь. Вы не знаете оков рабства а тысячи наших соотечественников ежедневно отправляются в Италию. Враги, посмевшие явиться к нам, наложившие руки на наши богатства, на наших жен и детей, объявили — все это наше. На тех, кто не погиб на поле брани и попал в плен, они надели оковы; такие же цепи познали и трусы, кто покорно склонил голову. У нас нет больше родной земли, и даже горы не укроют нас от врага. Итак, как нам быть — сдаться или решиться на бой?»

(В этом месте в тексте писцом была сделана пометка: «даки дружно заревели и начали выкрикивать — ночь когтей, ночь когтей!»)

«Предыдущие битвы с римлянами завершались по — разному, но и понеся поражение, мы знали, что мы сильны и боги не оставят нас, потому что даки — свободный народ. Вплоть до последнего времени нас защищали наши горы, но теперь даже самые дальние ущелья и самые высокие вершины стали доступны этим хищникам, надменность которых не смягчить ни покорностью, ни уступчивостью. Расхитителям всего мира мало своей земли, они рыщут по свету в поисках добычи. Если враг богат — они алчны; если беден — спесивы, и ни Восток, ни Запад их не насытят. Они единственные, кто с одинаковой страстью жаждут помыкать и богатством и нищетой. Отнимать, резать, грабить на их языке называется властвовать, и, создав пустыню, они говорят, что принесли мир».

Траян пометил это место ногтем — хорошо сказано!

«Природа устроила так, что самое дорогое для каждого — его дети и родичи, но их у нас отнимают наборами в войско, чтобы с их помощью превратить в рабов кого‑нибудь на чужбине. Нашим женам и сестрам и тогда, когда они избегли насилия, враги наносят бесчестье, присваивая себе имя наших друзей и гостей. Имущество и богатство даков изничтожаются податями, ежегодные урожаи — обязательными поставками хлеба, самые силы телесные — дорогами, которые мы своими руками, осыпаемые побоями и поношениями, прокладываем сквозь леса, болота и горы. Обреченных неволе раз и навсегда продают в рабство, и впредь об их пропитании заботится господин. А Дакия что ни день платит за свое рабство и что ни день все больше закабаляет себя. И как раба, включенного в домашнюю челядь последним, сотоварищи — рабы встречают нас насмешками и издевательствами. Мы — новички в этом мире закоренелого насилия, мы ничего в нем не стоим. Ценность имеют наши руки ноги, шеи, а сами мы говорящие орудия».

«Итак, отбросьте надежду на их снисходительность и исполнитесь мужеством те, для кого дороже всего спасение, и те, для кого важнее всего слава. Они идут. Они собираются штурмовать наш священный город. Как нам быть? Открыть ворота и встретить их с поклонами (пометка: «в этом месте варвары заревели») или встретить их мечами».

(Пометка: «сначала рев, потом крики — мечами!»)

«Ваш долг высказать свое мнение о том, кто должен возглавить борьбу

(Пометка: «ты, Децебал, тебе вести, мы верим тебе!»)»

«Тогда слушайте все — пусть они попробуют подняться на стены — здесь их ждет смерть. Каждый должен взять с собой на небо двоих. Десяток — сотню, а все мы так растреплем псов, что их матери будут век помнить об уроке, который задали им волки.

(Пометка: «далее царь с горечью добавил — он никого не держит. Любой, кто решит, что лучше жить в кандалах, чем ходить свободным, может покинуть город»).

Соглядатаи в конце приписали — «дезертиров в дакском войске не нашлось».

Эта варварская речь произвела сильное впечатление на императора. Было в его дерзости было что‑то завораживающее, и, если честно, сулящее неисчислимые беды в будущем. Вот с этими неясными угрозами Траян и решил разобраться. Полночи провел, прикидывая и так и этак, но никакого иного решения, кроме как уничтожения даков как племени, не нашел.

С детства уверовав, что любой римский гражданин всегда на голову выше любого, даже самого образованного инородца, Марк, тем не менее, не страдал национальной нетерпимостью. Сам он был родом из провинции и долго считался в Риме чужаком. Ранние годы ему пришлось провести среди варваров — испанцев, он ел вместе с ними, слушал их песни и сказки, так что, храня в душе стойкую уверенность, что если даже в общем и целом римляне — властелины мира, и в этом ему виделся их божественный долг, то в частностях, если брать в расчет каждого конкретного человека, многие из варваров вполне могли служить примером для большинства римлян. Это убеждение помогло ему одолеть Децебала, ведь прежние императоры, с презрением относившиеся к бородатому царьку, считали постыдным выставлять против даков более трех легионов.

В ту ночь Траяну, взбудораженному словами Децебала, особенно ярко припомнился Колон, вечер, когда гонец принес известий об усыновлении его Нервой. Прошло восемь лет, враг скоро будет разгромлен, но выверт судьбы заключался в том, что безумное желание даков погибнуть на стенах родного города по сути станет его, Марка, поражением. Это было ясно, как день. Извращенная логика бронированного кулака, тиски, в которые он, владея всей полнотой власти, угодил, требует от него уничтожения храброго и достойного народа. Огромную страну придется вычеркнуть из перечня существующих, а он, поклонник добродетельной силы, ничего не может в этом исправить. Речь идет не о сантиментах — он был вполне трезв, рассудителен, в чем той же ночью угрюмо признался явившейся успокоить его Плотине.