Нид Олов - Королева Жанна. Книги 1-3

Все это было бессмысленно. Он знал, что не пойдет ни к каким девкам — перед ними у него просто не будет никакой силы, он знал, что забыть о ней все равно не сможет, но все же он еще долгое время ругал себя последними словами за то, что он не имеет сил забыть ее, и за то, что он не имеет сил пойти к девкам, и за го, что он убежал с поста, как баба…

Все еще бранясь, он поднялся на ноги и, чуть коснувшись стремени, взлетел в седло. Он шагом поехал на кружную дорогу, чтобы въехать в город через другие ворота.

Ближе к утру дождь перестал. На востоке проглянули шафранные полосы; день обещал быть солнечным и тихим. Поездка успокоила лейтенанта. К воротам Толета подъехал уже строгий, подтянутый офицер, с образцовой выправкой, правда, без шляпы.

— Какого же я свалял дурака, — сказал он сам себе — Я вел себя так, что они могут заподозрить меня черт те в чем… Впрочем, нет Все были мертвецки пьяны.

Ее Величество в сопровождении фрейлин и роты телогреев изволили отбыть в замок Л'Ориналь. Капитан де Милье назначил быть в замке взводам Алана, ди Ральта и Бразе; но, как на грех, лошади господ мушкетеров были в перековке. Потом оказалось, что не готово летнее обмундирование. Бразе торопил своих, нервничал, но дело тянулось, несмотря ни на что, целых четыре дня. Лошади все еще ковались. Тогда он выстроил взвод и объявил, что они выйдут походным порядком, налегке, без мушкетов. Ночь выдалась тихая и лунная, идти было одно удовольствие; тем не менее мушкетеры довольно внятно ворчали.

Для них не было сомнения в том, что лейтенант погнал их, как простых смердов, единственно из желания выслужиться. Это было, разумеется, не так, но лейтенант Бразе ни за что не признался бы даже сам себе, зачем ему так не терпится попасть в замок.

В замок пришли на заре. Пока отворяли ворота и спускали мост, на двор вышел крайне удивленный капитан. Бразе велел подтянуться и парадным шагом провел свою колонну под аркой. Он был уверен, что его люди не подведут его, но все же оглянулся и ревниво осмотрел чеканные ряды. В душе его шевельнулось горделивое чувство командира — и тут он внезапно увидел королеву. Она стояла на маленьком балкончике над парадным входом. Она была свежа и прекрасна, она сама была как утренняя заря.

Бразе стиснул зубы до боли в висках, с машинной четкостью — раз-два — сделал ей военное приветствие и больше не смотрел на нее. Капитан крутил шляпой под балконом:

— Ваше Величество, вот лейтенант Бразе, я скромно полагаю, что он достоин награды за свою великолепную службу…

Стояла такая тишина, что все ясно слышали, как королева полушепотом произнесла:

— Я подумаю, капитан.

— Господин капитан, — железным голосом отчеканил Бразе, — я не хотел бы присваивать чужую честь. Господа мушкетеры единодушно выразили желание идти в замок пешим порядком, и я провел их. Они заслуживают награды, а не я.

Эта речь мигом вернула лейтенанту расположение его солдат. Капитан посмотрел было на балкон, но королева уже исчезла.

«Так и нужно», — подумал Бразе и обратился к капитану:

— Господа мушкетеры могут быть свободны?

— О да, мой друг, они заслужили отдых… Этот день — ваш…

Лейтенант повернулся к строю, оглядел его и произнес:

— Вольно! Вы свободны, господа.

Нет, положительно, на такого командира невозможно было сердиться. Мушкетеры разошлись по своим помещениям и завалились спать — после ночного похода сон был на редкость сладок. Только их командир не пошел спать. Прямо со двора он вышел за ворота и свернул к лесу.

Он шел, не останавливаясь, не замечая ничего кругом. Он боялся остановиться — кто знает, что случилось бы тогда.

Все же остановиться пришлось — он залетел в болото и начерпал воды в сапоги. Был ясный день, кругом царила первобытная тишина. Здесь можно было кричать во весь голос — все равно никто не услышит.

И он закричал.

— Королева! Я люблю тебя! Будь ты проклята!

Луна висела над замком, над лесом, над полями, над всеми миром. Все было сковано неподвижностью под этим нереальным, мертвым, отраженным светом. Даже время как будто остановилось.

Эту неподвижную гармонию нарушала одинокая фигурка, меряющая взад и вперед площадку восточной башни. Звякали шпоры. Но этот звук был так слаб, а фигурка так мала по сравнению с великой тишиной и неподвижностью мира, что их можно было не принимать в расчет.

Лейтенант Бразе нес ночной караул. Прошло сколько-то дней — он затруднился бы сказать, сколько именно. Он перестал замечать окружающее. Вся его жизнь свелась к механическому выполнению своих обязанностей — он топтался в привычном кругу, как слепая лошадь.

Он стал спокоен. Силы его души исчерпались до дна, и наступило оцепенение. В свободное от службы время он ничем не занимал ни ума, ни рук своих, ему все было безразлично — он только ходил. Не для того, чтобы привести в порядок свои мысли, — мыслей никаких не осталось; и не для того, чтобы заработать добрую усталость, — он и без того спал нормально, он ходил без всякой цели и смысла. Он привык ходить.

Вот и сейчас. Шесть шагов туда, поворот, шесть обратно, поворот, поворот, поворот… Глаза механически отмечают трещины в плитах, носки сапог, тусклый луч шпаги. Шесть шагов сюда, шесть обратно, и кругом ни единого звука, ни единого движения.

Вдруг до плиты, под ноги ему, с легким шорохом падает цветок. Белая роза.

Лейтенант Бразе, готовый сделать свой стотысячный шаг, замирает на одной ноге.

Нет, это не бред, не мираж. Цветок самый настоящий, совсем свежий, только что сорванный. Он на стебле с тремя листочками. Лейтенант Бразе осторожно поднимает его, нюхает. Самая настоящая роза.

Он вскидывает голову. Высоко над ним, в белой стране — маленькое окошечко, прикрытое снаружи ставнями. Кажется, они еще колеблются от движения руки.

Гигантский смычок ударил, прижался, пропилил по всем струнам выгоревшей души.

Лейтенант почувствовал вдруг такую слабость, что вынужден был прислониться к стене.

— Ну, — прошептал он задушенно, — что ты скажешь теперь?!

У него не было ни малейшего сомнения в том, чья рука бросила ему этот цветок.

— Значит, все было не напрасно? Значит, все это правда? Значит, она все-таки зовет меня?

Он держал цветок между ладонями, вдыхал его аромат, и этот аромат был невыдуманный, настоящий, и с каждым вдохом в него вливалась какая-то новая, сверхчеловеческая сила.

Теперь довольно. Он не жалкий человек, он — Бог И он должен действовать, как надлежит Богу.

Лейтенант Бразе приколол розу на свою форменную шляпу, поднял шпагу, воткнул ее между плитами и преклонил перед ней колено. Положив два пальца на лезвие, он торжественно произнес:

— Клянусь, что завтра же я приду к ней. Она хочет либо моей любви, либо моей жизни. Клянусь, что отдам ей то или другое, по ее выбору. Завтра же. Аминь.