Михаил Ишков - Семирамида. Золотая чаша

— Мало ли… А прилично заработать?

Пастух подозрительно глянул на царя.

— Кто же откажется?

— Или все-таки лучше на кол?

— Вот этого никому не хочется, — признался вдруг осмелевший пастух.

— Горы знаешь?

— Двадцать лет по ним хожу.

— Сам из каких будешь?

— Хетт, в подчинении у царя Халеба.

— Послушай, хетт, есть ли еще какая-нибудь дорога на Дамаск помимо этого главного тракта? Я имею в виду дорогу, по которой можно было бы провести обоз и снаряжение.

— Есть, господин, в горах, но обозы там не пройдут. Надо переправляться через Оронт.

— Мост выстроить можно?

— Никто не пробовал.

— Еще что?

— В одном месте крутой спуск.

— Выровнять можно?

— Если господин прикажет, соберет людей.

— Людишек соберут. Сможешь показать?

— Смогу.

— Покажешь вот этому, — Салманасар указал пальцем на Нинурту. — Если обманешь, он лично распластает тебя на маленькие ломтики. Веришь?

Пастух опасливо поглядел на Нинурту.

— Этот? — переспросил он.

— Да, — кивнул Салманасар.

— Этот сможет, — подтвердил пастух. — Этот распластает так, что мать родная не узнает.

Перед самым рассветом, в коротких сумерках Нинурта во главе конного отряда, состоявшего из полутора десятков человек, отправился в путь. Подручным взял Ушезуба. К следующей ночи ему было приказано прислать гонца, однако гонца не дождались, а ближе к полночи войсковой стан взбудоражил неизвестный всадник, сумевший добраться — на коне! — до самой ставки Салманасара.

Царь, раздосадованный неясностью обстановки и суматошными событиями последних дней, не поленился выйти из шатра и лично разобраться с очередным переполохом, о котором многие ветераны отозвались как о знамении, сулящем «большую кровь» и «скорые перемены». По главному плацу бегали люди с зажженными факелами, из проходов, отделявших одну эмуку от другой, выбегали воины, на ходу надевавшие доспехи. Все кричали, указывали в сторону западных ворот, откуда нарастал вал факельных огней, сопровождаемых истошными человечьими воплями.

С той стороны, из темноты и сполохов, рождаемых пламенем костров, вынырнула конная тень, ловко перемахнувшая через невысокую изгородь, отделявшая царскую ставку от остального лагеря. Всадник подскочил ближе к царю, за несколько шагов затормозил, поднял жеребца на дыбы и тут же, спрыгнув на землю, распластался ниц у самых ног невольно отпрянувшего в сторону Салманасара. Царь едва успел остановить воинов своей охраны, натянувших луки и готовых немедленно пронзить чужака.

Шум сразу стих Начальник караула, на которого на эту ночь была возложена обязанность обеспечить охрану лагеря, подскочил к лежавшему скифу — теперь, когда факелы сгустились в кольцо вокруг царя и незнакомца, стал различим его варварский колпак, — и замахнулся мечом. Однако, услышав предостерегающий окрик Салманасара, ударить лежачего не отважился.

Салманасар приблизился к скифу, пнул его ногой.

— Ты кто?

— Великий царь не признал меня?

Салманасар вырвал факел у одного из охранников и осветил лицо скифа.

— Ты — вавилонянин, посланный с этим продажным евнухом в Дамаск.

— Так точно, великий царь. Я прибыл к тебе по поручению Сарсехима. Мне было приказано встретиться с тобой один на один.

— Кем приказано? — поинтересовался Салманасар и вновь уже с куда большей силой ударил ногой поднявшегося на колени пленника. Этот жест стража восприняла как приказ немедленно добить наглеца, ловкость и смелость которого выставила охрану в самом неприглядном свете. За все время, пока на Бурю сыпались побои, он не сказал ни слова.

Салманасару движением пальца утихомирил стражников.

— Как ты сумел пробраться ко мне?

— У восточных ворот я закричал, что сирийцы близко, а когда все хлынули в ту сторону, объехал лагерь и перепрыгнул на коне через изгородь. Там с внешней стороны не прокопан ров.

— Быть того не может! — заявил командир, отвечавший за охрану лагеря.

— Я никогда не лгу! — гордо заявил Буря.

— Ага, — подтвердил царь царей. — Скифы, самые хитроумные обманщики в мире, никогда не лгут.

— Мы не врем… — начал Буря.

Салманасар жестом остановил его.

— Тебя следует наказать за дерзость. Спасти тебя может только, если ты в моем присутствии одолеешь изгородь.

— Я готов.

— Веди, — приказал царь.

Они пошли рядом — великий царь и Буря, который вел под уздцы своего Верного. Позади рабы тащили роскошный паланкин. В свете факелов загадочно и нелепо выглядела его пустота, особенно принимая во внимание многочисленную охрану, сопровождавшую носилки.

Вскоре царь и варвар добрались до плетня, служившего оградой лагерю. Изгородь была повыше человеческого роста, однако Буря, разогнавшись, сумел преодолеть высокое препятствие. Царь поспешил к ближайшим воротам, через которые поджидавшие снаружи караульные тащили связанного, с тряпкой, закрывавшей лицо, Бурю. Процессию возглавлял Шурдан. Он обратился к отцу.

— Великий царь, прикажешь жечь его огнем, чтобы он сказал правду?

Салманасар удивился.

— Зачем? Он и так все скажет, не так ли?

Буря что-то промычал в ответ. Царь спросил.

— Кто приказал его связать?

— Я, государь, — ответил Шурдан.

— Зачем? Развяжите, откройте лицо.

— Я полагал, что лазутчику незачем знать расположение нашего лагеря.

— Пустое. Он уже доказал, что не является лазутчиком.

Шурдан удивился.

— Кем же он является?

— Это я должен был бы узнать у тебя. Ничего, скоро узнаем, — пообещал царь.

Когда они вернулись к шатру, царь остановил сына, попытавшегося вслед за пленником пройти внутрь.

— Без тебя. Ты лучше займись оградой. К утру ее необходимо сделать неприступной даже для таких удальцов, как этот скиф.

Эти слова пришлись очень не по душе Шурдану. Он зыркнул разгневанным взглядом по освобожденному от пут Буре и вышел из шатра.

Через несколько минут в шатер прибежали два евнуха, умолявших царя сообщить, какие блюда он хотел бы отведать на ужин, какие напитки приготовить великому царю напитки, какую женщину?

С этими Салманасар не церемонился — ткнул в них указательным пальцем, и охрана пинками выгнала их вон.

Оставшись один на один, царь подозвал Бурю и ласково — тихо спросил.

— Зачем ты хотел видеть меня?

— Меня послал Бен-Хадад. Он просил передать тебе, государь, что он согласен.

— Это все? — удивился Салманасар.

— Да, великий. Он настоятельно потребовал членораздельно выговорить в твоем присутствии — «я согласен».

— Слишком хитро, чтобы поверить тебе. Почему Бен-Хадад не передал грамоту или какой-нибудь приметный знак?

— Царь опасался, что грамота вряд ли дойдет до тебя о, великий. В присутствии Сарсехима Бен-Хадад предупредил, что уже трижды посылал к тебе гонцов и не получил ответа.