Станислав Сенькин - Крест и меч

Первыми начали смуту христиане Итиля, проповедуя на площадях, что все беды в Каганате — это справедливое наказание Божье за то, что при помощи хазар новый аланский царь, трон под которым шатается, как во время землетрясения, изгнал ромейское духовенство. Местный епископ не боялся обличать Саурмага как вероломного и подлого сластолюбца. В своем дворце Саурмаг завел гарем, чем вызвал неудовольствие и христиан, и иудеев, а раздражение мусульман тем, что даже на официальных приемах часто появлялся в пьяном виде. С каждым днем его популярность падала, а законный царь Ос Багатар возвращал утраченное влияние. В Хазарском каганате жило много алан, и они пытались определять политику в государстве. Они поддержали Итильского епископа и послали в Магас посла к Саурмагу с требованием распустить гарем и прекратить растранжиривание казны и прочие бесчинства, иначе гнев Божий падет как на Аланию, так и на Хазарию. Они грозили Саурмагу не только гневом Божьим, но и острыми мечами.

Мусульмане каганата тоже поговаривали о гневе Аллаха. Ведь их пророк Магомет предупреждал о коварстве евреев — сегодня они гонят христиан, завтра, дескать, возьмутся и за них.

Арабы давно подбивали кавказских мусульман сделать весь край мусульманским с помощью военной силы. В каганате строились одна мечеть за другой. Учитывая, что наемная армия хазар включала множество мусульман, ситуация в столице была весьма взрывоопасной.

Наконец дворец Аарона II посетил константинопольский раввин Шима — один из мудрецов рассеяния. Рабби выразил неудовольствие тем, что хазарская знать до сих пор не выражает доверия раввинистической традиции и Талмуду:

— Поверь мне! Этим и объясняются все беды твоего государства, великий бег Аарон II! Усвоив Тору, ты не познал ее смысл, скрытый в Талмуде, как будущий плод в цветке. Христиане тоже приняли Тору как преддверие своего мнимого завета с Богом. И мусульмане чтят ту же Тору, только в несколько измененном виде. Никто во вселенной не осмеливается идти против Торы, но чем ты, царь, отличаешься от христиан и мусульман? Тора — это одна нога, Талмуд — вторая. Сколько же ты будешь еще хромать, великий царь хазарский? Когда вернешься домой, к Богу?

Дружелюбно улыбнулся в ответ хазарский бег:

— Одна наша нога — Тора, а вторая — вера наших отцов. Мы не хромы и не слепы. Разве ты не видишь? Мы, тюрки, — дети степи. А дом тюрка там, где копыта его коня. Хазары похожи на евреев только тем, что мы такие же скитальцы, как и вы. Но наши и ваши скитания не одинаковы. Наш бог — небо. Наш дом везде, где наша власть, тогда как евреи не имеют своего дома. Сегодня мы владеем большими землями, завтра следа нашего не останется во вселенной. Такова наша судьба, и мы принимаем ее такой, как она есть. Да, мы чтим субботу, молимся перед менорой и читаем в синагогах свитки Торы. Но не нужно думать, высокоученый Шима, что мы просвещены евреями. Хазары издавна верили в Единого, называя Его Тенгри, но не имели закона, потому что не было в нем нужды. Приняв ваш закон, мы продолжаем служить Тенгри. Кровожадные империи и самовлюбленные народы, окружающие нас, хотели уничтожить нас только за то, что мы находились в вере отцов наших. Приняв Тору, мы стали для мусульман «людьми Книги», которых нельзя уничтожать. Для христиан мы ценны тем, что не перенимаем у вас Талмуд и имеем общих пророков. И для вас мы свои, хоть и не можете вы до конца признать нас. Но нам и не нужно этого — и ты, и я знаем, что хазары — тюрки, а не евреи.

Мудрец рассеяния покачал головой.

— Нет, не так. Вы не тюрки, вы евреи. — Рабби Шима достал из кармана письмо и развернул его. — Вот заключение мудрецов Израиля, подписанное первосвященником и князьями изгнания. — Рабби начал читать с половины письма: —…Отныне хазар следует считать евреями из потерянного колена Израилева — Иссахарова. Сказано в Писании: «Иссахар осел крепкий, лежащий между протоками вод». Итиль находится как раз между протоками великой реки, и нам горько видеть, что Иссахар — упрямый, но крепкий осел, отказывается от старшинства Иуды. Но мы прощаем хазар и обнимаем с отеческой и братской любовью, радуясь, что отыскались наши братья в безбрежной степи. — Рабби Шима широко улыбнулся и посмотрел в глаза Аарону. — Ваша отеческая вера в Тенгри всего лишь забытая вера в Бога, явившегося нашему общему отцу Моисею. Одичали вы в степи и забыли про Тору, но Бог не забыл про вас, возлюбленных детей Своих, возвратив вам закон. Теперь вы должны познать смысл закона, отраженный в Талмуде. Вы, Аарон, не парша на теле Израиля — вы наши братья. — Рабби Шима помолчал. — Если вы присоединитесь к нашей традиции, мы найдем деньги для строительства в Итиле иудейского храма — точной копии храма Зоровавеля, что разрушил безбожный Тит. После этого чаяния все евреи вселенной будут связаны с вами. Объединив наши усилия, через несколько столетий мы сможем вселиться в Эрец Израиль, отвоевав Иерусалим. Что скажешь, царь?

Задумался Аарон. Евреям так нужна была Хазария, что они готовы были включить какой-то тюркский народ в сообщество Израиля. Сейчас у евреев была большая сила, несмотря на то, что Византия объявила им войну. У них были деньги, карманные правительства, но не было своего государства. И как плацдарм для отвоевывания Иерусалима мудрецы рассеяния выбрали Хазарский каганат — его страну. Аарон думал, напряженно морщась, — ведь от его ответа зависело многое. Рабби Шима не прерывал его молчание, прекрасно понимая, какое предложение он сейчас озвучил, и дожидался ответа. Свою речь бег начал осторожно и медленно:

— Мы очень ценим, что вы признаете нас, хазар, евреями из колена Иссахарова, но я прошу скрывать это до времени. Сейчас нам не до принятия Талмуда или строительства храма. На дворе смута, и нужно остановить ее.

— С нашей стороны мы поможем, но мудрецам рассеяния нужно знать наверняка, что ты сам думаешь. Каков твой образ мысли?

— Мой образ мысли почти совпадает с твоим, вот только Всевышний дал мне власть над каганатом, поэтому я должен остановить смуту любыми способами. Мне нужно принести в жертву кагана ради того, чтоб в каганате установился порядок…

Рабби Шима ушел из дворца бега неудовлетворенным, хотя и понимал правоту Аарона. Наверное, действительно не было другого способа исправить положение вещей, кроме как всесожжение.

В каганате этим приемом не злоупотребляли и за всю историю использовали всего несколько раз. Обряд всесожжения заключался в том, что кагана приносили в жертву на центральной площади Итиля рядом с его дворцом. Сначала кагана торжественно закалывали, обмазывали кровью рога жертвенника, а затем сжигали в печи жертвенника. Поскольку никто никогда не видел лица кагана, вместо него умерщвляли другого человека, впрочем, в первый раз был принесен в жертву настоящий каган, посмевший выступить против усиливающейся власти бега Булана и против принятия им иудейства. Бег Булан вынудил кагана пойти на это под угрозой умерщвления потомства. Следующие каганы были уже гораздо сговорчивей и не вмешивались в политическую жизнь каганата, довольствуясь титулом главы государства.