Бернгард Келлерман - Гауляйтер и еврейка

Шарлотта звонко рассмеялась.

— Хорошую комнату! — воскликнула она. — Ну, разумеется, меня постарались удобно устроить, иначе гауляйтеру пришлось бы краснеть.

Она бросила недокуренную сигарету в пепельницу и поднялась.

— У меня три прекрасные комнаты, — сказала она. — Это настоящая маленькая квартира, которая была оставлена для гауляйтера. Если у вас есть время, пойдемте, я вам ее покажу.

Она направилась к двери и знаком пригласила Фабиана следовать за собой. Он пошел, чтобы не показаться неучтивым, да и не в его натуре было отклонять просьбу красивой женщины.

Комнаты оказались просторными и со вкусом обставлены. Повсюду стояли большие вазы с ландышами, точно такие, какую Фабиан вчера купил для Кристы.

— Здесь просто великолепно, — заметил он.

— Правда, хорошо? — ответила она, равнодушно прохаживаясь по комнатам.

И, не дожидаясь, покуда он выскажет свое мнение, добавила:

— Вы уже ужинали? Нет? Вот и прекрасно.

Она даже захлопала в ладоши.

— В таком случае доставьте мне удовольствие и поужинайте со мной. Идет? Если вы ничего не имеете против, мы проведем этот ужасный вечер вместе. Садитесь и будьте как дома.

Не дожидаясь его ответа и как будто боясь, что он откажется, Шарлотта продолжала:

— Я закажу официанту ужин на двоих. Что он принесет, в конце концов, безразлично. Но шампанского я хочу непременно, если вы ничего не имеете против. Сегодня я должна пить шампанское, много шампанского. Надо вам сказать, что, пока я живу в гостинице, я гостья гауляйтера, а он приказал мне не скупиться.

Она позвонила официанту.

— Вы, господин Фабиан, лучше меня знаете, какая марка шампанского считается здесь лучшей, прошу вас, распорядитесь! Ах, вы и не подозреваете, в каком я сегодня ужасном настроении!

Проговорив это, прекрасная Шарлотта засмеялась.

— Никто и не подозревает, в каком я сегодня ужасном настроении, — снова сказала Шарлотта после того, как они, поужинав, перешли в восхитительный маленький салон. И опять рассмеялась. — Вы не верите мне, потому что я говорю это смеясь. Ах, как плохо вы знаете женщин!

— В таком случае мне остается только преклониться перед мастерством, позволяющим вам так искусно скрывать плохое настроение, — ответил Фабиан.

Шарлотта подняла на него свои прекрасные глаза.

— Я люблю лесть, — сказала она и улыбнулась. — Но садитесь же, прошу вас. Я налью вам бокал шампанского. Вы не представляете себе, как я вам благодарна за то, что вы развлекаете меня сегодня вечером. Выпьем за нашу дружбу.

Фабиан поклонился.

— За дружбу.

Шарлотта опустилась в одно из широких голубых кресел, в котором лежать было удобнее, чем сидеть. Она взяла со стола сигарету и закурила. Может быть, Фабиан хочет еще чего-нибудь? Ликера, кофе, виски?

— Да, да, — сказала Шарлотта и выпустила дым через ноздри. — Я бесконечно признательна вам за то, что вы составили мне компанию. Видите эти чемоданы? Я больше не вернусь в Айнштеттен. Мое пребывание в «замке» окончено. Гауляйтер был очень щедр! Посмотрите на это кольцо! В брильянте два карата. Или вот это. Видели вы где-нибудь более оригинальный мундштучок? На серебряной полоске выгравировано: «Цветущей Жизни». Это, конечно, шутка; мои товарищи, венские актеры, так прозвали меня. Ха-ха-ха! Другая, поумнее, была бы счастлива на моем месте, но только не я. Глупый человек не может быть счастлив, он весь во власти своих вздорных мыслей. Человек с головой, когда пьет шампанское, становится веселым, а глупый только больше печалится. Вы знаете, что граф Доссе умер?

Фабиан кивнул головой.

— Да, — участливо проговорил он. — Я очень ценил его.

— Бедный Александр, он рано простился с жизнью, — продолжала Шарлотта. — Прошло уже четыре месяца, и я немного успокоилась. В первые дни это никак не укладывалось в моей голове. Представьте себе мое состояние, когда гауляйтер положил передо мной телеграмму: «Граф Доссе тяжело ранен во время автомобильной катастрофы в Мюнхене».

— В Мюнхене? — переспросил пораженный Фабиан.

— Да, в Мюнхене. Я хотела тотчас же выехать туда, — продолжала Шарлотта, вставая и закуривая новую сигарету. — Но Фогельсбергер позвонил в Мюнхен, и ему сказали, что в клинику никого не пускают, а кроме того, мой приезд мог слишком сильно взволновать его после операции. Через три дня гауляйтер подал мне газету, и я прочла, что граф Доссе скончался в клинике от ранений, полученных при катастрофе.

Фабиан даже привскочил, но, по счастью, Шарлотта, занятая своей сигаретой, не заметила его удивления. К тому же в этот момент появился официант с кофе.

Шарлотта прервала свой рассказ и обратилась к нему:

— Передайте господину Росмайеру, что я очень довольна тем, как меня обслуживают, и сообщу об этом господину гауляйтеру.

Официант пробормотал что-то нечленораздельное и поклонился. Пока он расставлял чашки, Шарлотта поднялась с кресла и стала расхаживать по комнате.

— Я целых три дня никого не могла видеть, — вернулась она к своему рассказу. — Я была очень довольна, что никто меня не тревожил.

— Не надо сливок, — сказал Фабиан официанту просто для того, чтобы что-нибудь сказать.

Он отлично помнил, как Фогельсбергер доверительно сообщил ему, что после крупного разговора с гауляйтером на празднике в честь дня его рождения Доссе застрелился. Не исключено, впрочем, что Доссе был пьян, сказал Фогельсбергер. Во всяком случае, история получилась пренеприятная. Собака Доссе Паша так выла и скулила три дня подряд, что чуть всех с ума не свела, продолжал свой рассказ адъютант. Наконец гауляйтер приказал ее пристрелить, что и было исполнено одним унтер-офицером. У него, Фогельсбергера, не хватило бы духу это сделать, ведь он знал Пашу много лет. Все это молнией пронеслось в голове Фабиана.

— Сегодня день рождения бедного Александра, — снова заговорила Шарлотта и, вздохнув, начала помешивать ложечкой кофе. — Вот вы и узнали причину моей сегодняшней хандры. Будьте любезны, налейте мне еще шампанского. Благодарю!

Она залпом осушила бокал и продолжала:

— Александр умел меня любить. Он — единственный. Он был предан мне, как собака. Понимаете, если женщину любить по-настоящему, то нужно любить ее, как собака, — преданно и безоговорочно. Так как я не безобразна, то меня с юных лет любили, поклонялись мне. Ха-ха, а что значит любить и поклоняться? Это самое простое, тут никакого умения не требуется. Но я хочу, чтобы на меня молились, восхваляли меня, воспевали в стихах, прославляли, обожествляли! Александр это знал и любил меня, ни о чем не спрашивая, ничего не требуя, как собака.

Шарлотта ходила взад и вперед по комнате, иногда останавливаясь, чтобы глотнуть вина или стряхнуть пепел с сигареты. Она призналась Фабиану, что с годами ею завладела ненасытная страсть — быть любимой, страсть, уже граничащая с манией, и что она чувствует себя несчастной, когда эта страсть не удовлетворена.