Трейси Шевалье - Последний побег

Хонор надеялась, что Джек промолчит, но он тут же объявил, что они видели беглеца в лесу Виланда, и повторил слово в слово все, что Хонор сказала этому человеку.

Джудит Хеймейкер посмотрела на сына, потом перевела взгляд на невестку.

— Прекращай это дело, — жестко проговорила она, забирая у сына ведро и выливая сок в котел. — Я ничего тебе не говорила, потому что так хотел Джек. Но больше я молчать не стану. Уверена, он со мной согласится, что ты не должна подвергать риску всех нас. Эти твои благоглупости могут стоить нам фермы. Не желаешь думать о ферме, так подумай о вашем с Джеком ребенке. Хочешь, чтобы он родился нищим? Что его ждет в этом мире, если мы лишимся фермы?

Хонор густо покраснела.

— Что?! — воскликнул Джек.

Джудит улыбнулась, но от этого ее лицо не стало добрее.

— Хонор, неужели ты думала, что я ничего не вижу? Уж кого-кого, а меня в этом деле не проведешь. У тебя на лице все написано, да и по походке понятно. Ты мужчина, — она повернулась к Джеку, — и поэтому не замечаешь подобного. Я ничего тебе не говорила. Ждала, когда Хонор скажет сама. Прошу прощения, что все так получилось, но ты должен знать. И повлиять на жену, чтобы она поняла, что стои́т на кону, если она будет упорствовать в своих глупостях.

Джек повернулся к Хонор.

— Это правда? Ты ждешь ребенка?

Она кивнула.

Весь гнев Джека растаял, как снег на солнце. Он обнял Хонор за плечи.

— Я рад.

— Ты должна пообещать, что больше не будешь помогать беглецам, — продолжила Джудит. — Это незаконно, опасно, и мы, Хеймейкеры, больше этого не потерпим. Мы достаточно настрадались.

— Что… что ты хочешь сказать?

Джудит тяжело вздохнула.

— Один раз мы уже потеряли ферму. В Северной Каролине. Нам пришлось заплатить большой штраф. За то, что прятали беглеца. Это было до закона о беглых рабах, но людей все равно штрафовали. А новый закон, он еще требовательнее и жестче.

— И поэтому вы переехали в Огайо?

— Да, — кивнул Джек. — После того, что случилось, мы не могли там оставаться.

— Я думала… — Хонор замолчала.

Сейчас было не самое подходящее время напоминать Джеку, что он говорил совершенно другое. Мол, Хеймейкеры переехали на Север из принципа, потому что они категорически не одобряют рабовладение, как и многие квакеры, переселившиеся в Огайо из южных штатов и основавшие Фейсуэлл. Возможно, принципы и убеждения — не самые главные побудительные мотивы. И особенно по сравнению с потерей земли и денег.

Доркас, перемешивая сироп, нахмурилась и принялась водить ложкой еще быстрее.

— Мама еще не сказала… — начала она, но Джудит остановила ее, покачав головой. — И что, теперь мне придется мешать все одной? Как я понимаю, Хонор в ее положении лучше не перетруждаться.

— Не говори ерунды. Она же не хрупкая ваза, — произнесла Джудит. — Перемешивать будем все вместе, по очереди. Надеюсь, Хонор, ты меня понимаешь? И обещаешь, что больше не будешь помогать беглым рабам?

— Да, — тихо промолвила Хонор.

— Вот и славно. А теперь можешь заняться соком. Доркас, отдай ей ложку.

Фейсуэлл, Огайо

24 февраля 1851 года

Дорогие мама и папа!

У меня хорошая новость для вас и всей нашей родни: я жду ребенка. Это стало понятно еще в январе, но я ничего не сообщала, потому что хотела убедиться, что не ошиблась. Я точно не знаю, когда родится малыш. Наверное, в сентябре или октябре. Хеймейкеры, конечно же, рады. Хотя, по-моему, Джудит не очень довольна, что ко времени жатвы от меня будет немного пользы — к началу осени я буду уже на сносях. А если ребенок уже родится, все равно не смогу от него отойти ни на шаг.

Теперь, когда ношу дитя, я стала быстрее утомляться, но в остальном чувствую себя хорошо. Меня совсем не тошнит, как это бывает со многими женщинами в начале беременности — и не только в начале, как у Абигейл. Она до сих пор мучается тошнотой, хотя ей уже скоро рожать. (По ее утверждениям, в мае, но все знают, что это будет значительно раньше. Наверное, уже через месяц.) Зимой мы с ней почти не виделись. И с Адамом тоже — и это неправильно. Я очень надеялась, что иногда буду помогать ему в магазине, но Хеймейкеры заявили, что я нужна им на ферме, и вообще никуда меня не отпускают. Я рада, что рядом есть человек, которого я знала дома, и я думала, что мы подружимся. Но, вопреки ожиданиям, мы с Адамом так и не стали друзьями. Наверное, нужно какое-то время, чтобы неловкость, возникшая между нами вначале, исчезла.

Я очень довольна, что снег наконец растаял, и я больше не чувствую себя запертой в доме, как в клетке. По ночам еще холодно, но днем солнышко пригревает, и уже появились подснежники и даже нарциссы. На ивах распускаются почки. Первая зелень радует взор. Через пару недель уже можно будет заняться садом и огородом.

Может, это глупо с моей стороны, но я надеюсь, что когда-нибудь вы увидите своего внука (или внучку). Все в руках Божьих.

Хонор решила больше не помогать беглецам, но они все равно приходили на ферму. Зима закончилась, беглецов стало больше. И оказалось, что это совсем не просто: отказывать в помощи людям, которые в ней нуждались.

В первый раз это было нетрудно. Чернокожий беглец выступил из-за кабинки, где была оборудована уборная, в тот момент, когда Хонор вышла оттуда. Он молча посмотрел на нее. Она указала взглядом на огород, где Джудит рыхлила землю. Теперь свекровь стояла, опираясь на грабли, и наблюдала за ней и беглецом. Хонор произнесла слова, которые мысленно репетировала все последние дни — как раз для такого случая:

— Мне очень жаль, но я ничем не могу помочь. — И добавила, понизив голос: — Иди на север, в Оберлин. Это в трех милях отсюда. Там найдешь красный дом на Мельничьей улице и попросишь о помощи. Иди с Богом.

Она рассудила, что эти слова вряд ли можно расценивать как помощь. Впрочем, Хонор подозревала, что Джудит все равно этого не одобрит. Чернокожий мужчина кивнул, развернулся и скрылся в лесу.

Хонор думала, что, отказав человеку в помощи, она будет чувствовать себя ужасно. Но все оказалось не так уж и страшно. Она ждала, что Джудит что-нибудь скажет, но та просто вернулась к прерванной работе.

В следующий раз на ферму явилась старая негритянка. Хонор удивилась: большинство беглых рабов были молодыми и крепкими, способными справиться с тяготами сложного пути. Она обнаружила негритянку, услышав, как за курятником лает и рычит Дружок. Беглянка сидела на земле, обхватив руками колени и испуганно глядя на беснующегося пса. Ее лицо покрывала сеть глубоких морщин, но глаза были ясными — и золотисто-коричневыми, как у кошки.

— Доченька, дашь мне поесть? — попросила она, когда Хонор прогнала Дружка. — Умираю от голода.