Мика Валтари - Наследник фараона

— Он более великий бог, чем ты полагаешь, — сказал я спокойно, едва сознавая, почему я это сказал. — Быть может, он в тебе, хоть ты сам того не ведаешь, и во мне. Если бы люди его поняли, он мог бы спасти их всех от страха и невежества. Но более вероятно, что многим придется погибнуть из-за него, как ты говоришь, ибо обычным людям можно только силой навязать вечную истину.

Хоремхеб смотрел на меня нетерпеливо, как на лепечущего младенца. Потом, вдохновясь «крокодильим хвостом», он снова обрел чувство юмора и заметил:

— По крайней мере мы согласны, что пришло время изгнать Амона, и если это будет сделано, это должно быть сделано внезапно, ночью и тайком, и по всей стране в одно и то же время. Жрецов высших ступеней нужно немедленно казнить, а других отправить в рудники и каменоломни. Но фараон по своему недомыслию желает все делать открыто, ничего не скрывая от народа и при свете своего бога, ибо солнечный диск — это его бог; совсем не новое учение, кстати. Эта затея безумна и будет стоить много крови. Я не хотел это выполнить, поскольку мне не сказали заранее о его планах. Клянусь Сетом и всеми демонами, если бы я знал об этом деле, я бы хорошо его организовал и сверг Амона так быстро, что сам едва ли понял бы, что случилось. Но сейчас каждый уличный мальчишка в Фивах знает про этот план; жрецы подстрекают народ во дворах храма, мужчины ломают ветки в своих садах, чтобы превратить их в оружие, а женщины идут в храм со стиральными вальками, спрятанными под платьями. Клянусь моим Соколом, я готов заплакать от безумия фараона.

Он положил голову на руки и проливал слезы над испытаниями, которые предстояли Фивам. Мерит принесла ему третий кубок «крокодильего хвоста» и смотрела с таким восхищением на его широкую спицу и крепкие мышцы, что я резко приказал ей уйти и оставить нас одних. Я пытался рассказать Хоремхебу о том, что видел в Вавилоне и земле Хатти и на Крите, пока не заметил, что «крокодил» уже ударил его по голове своим хвостом и что он забылся тяжелым сном, уронив голову на руки. Он провел эту ночь рядом со мной, и я сторожил его сон, слушая всю ночь, как пируют в таверне солдаты. Капта с хозяином считали себя обязанными угощать их, дабы они охотнее защищали дом, когда начнутся беспорядки. Но мне было невесело, ибо я размышлял о том, что в каждом доме Фив точат ножи, острят колья и обивают медью пестики от ступок. Я думал о том, что в городе немногие спят в эту ночь — и, конечно же, фараон не был среди них, но Хоремхеб, прирожденный воин, спал крепко.

Всю ночь напролет толпы бодрствовали перед храмом. Бедные лежали на прохладных лужайках цветочных садов, между тем как жрецы приносили беспрерывные и обильные жертвы Амону и раздавали жертвенное мясо, хлеб и вино народу. Они взывали к Амону громкими голосами и сулили вечную жизнь всем, кто верит в него и отдаст ради него жизнь.

Жрецы могли бы предотвратить кровопролитие, если бы захотели. Они должны были только покориться, и фараон отпустил бы их с миром и не стал бы их преследовать, поскольку его бог питает отвращение к гонениям и ненависти. Но богатство и власть ударили им в голову, так что даже смерть не страшила их. Они знали, что ни народ, ни малочисленные стражники Амона не могут противостоять армии, обученной и окрепшей в боях, но что такая армия сметет все на своем пути, как половодье сметает сухую солому. Они желали кровопролития между Амоном и Атоном, так, чтобы изобразить убийцей и преступником фараона, который тогда позволит грязным неграм проливать чистую кровь египтян. Они жаждали, чтобы Амону была принесена такая жертва, которая выдержала бы пробу вечности, даже если бы его изображение было свергнуто, а храм закрыт.

После этой долгой ночи диск Атона поднялся наконец над тремя восточными холмами, и прохладная тьма уступила место палящему зною дня. На каждой улице и во всех людных местах трубили в рога, и глашатаи громко читали воззвание, в котором фараон подтверждал, что Амон — ложный бог, и что теперь он должен быть свергнут и проклят во веки веков, и имя его должно быть стерто со всех надписей и монументов, а также и с могил. Все храмы Амона как в Верхнем, так и в Нижнем Царствах, все его земли, скот, рабы, строения, золото, серебро и медь были конфискованы в пользу фараона и его бога. Фараон обещал превратить храмы в открытые аллеи, сады, общественные парки, а священные озера сделать общедоступными, так чтобы бедные могли купаться там и свободно брать воду. Он обещал разделить землю Амона среди безземельных, чтобы они обрабатывали ее во имя Атона.

Люди слушали это воззвание в молчании, как требовал того обычай. Затем везде — на улицах и площадях и перед храмами — поднялся громовой рев: «Амон! Амон!» Таким страшным был этот крик, что даже камни и стены, казалось, обрели дар слова. И теперь черные отряды заколебались. Лица воинов, раскрашенные красной и белой краской, посерели, глаза блуждали; оглядевшись вокруг, они увидели, что их очень мало в этом могущественном городе, в котором они находились впервые. Из-за сильного шума немногие слышали, что фараон, отделив свое имя от имени Амона, принял имя Эхнатона — любимца Атона.

Крик разбудил даже Хоремхеба, который потянулся и пробормотал, улыбаясь и не открывая глаз:

— Это ты, Бакет, возлюбленная Амона, моя принцесса? Ты звала меня?

Но, когда я слегка толкнул его в бок, он открыл глаза и улыбка сбежала с его лица. Он ощупал голову и сказал:

— Клянусь Сетом и всеми демонами, твой напиток был крепким, Синухе. Я спал, мне кажется.

Я сказал:

— Народ призывает Амона.

Тогда он вспомнил все и заторопился уходить. Мы прошли через винную лавку, спотыкаясь о голые нош девушек и солдат. Хоремхеб схватил с полки хлеб и опустошил кувшин с пивом, и мы вместе поспешили в храм по пустым, как никогда прежде, улицам. По дороге он умылся у фонтана, окуная голову в воду, сильно пыхтя и отдуваясь, ибо «крокодилий хвост» все еще бился у него в голове.

Толстый маленький «кот» по имени Пепитамон расположил свои отряды и колесницы перед храмом. Получив известие, что все готово и что все люди ждут его приказаний, он поднялся в своих золоченых носилках и крикнул пронзительным голосом:

— Солдаты Египта! Смельчаки земли Куш! Доблестные шарданы! Ступайте и свергните изображение Амона, проклятого по приказу фараона, и велика будет ваша награда!

Сказав это, он почувствовал, что сделал все, что от него требовалось, и снова с удовлетворением уселся на мягкие подушки своих носилок и велел рабам обмахивать его, ибо уже было очень жарко.

Но перед храмом стояла бесчисленная толпа людей в белых одеждах, мужчин и женщин, стариков и детей, и они не отступали перед надвигающимися отрядами и колесницами. С громким криком они бросались наземь, так что лошади топтали их и колеса катились по их телам. Командиры увидели, что они не могут продвигаться без кровопролития, и приказали своим людям отступить до получения дальнейших приказаний, ибо фараон запретил проливать кровь. Но кровь уже текла по камням площади, где раненые стонали и пронзительно кричали и люди сильно заволновались, увидев отступающих солдат. Они считали, что победа за ними.