Александр Шмаков - Петербургский изгнанник. Книга первая

Генерал-губернатор Пиль не был таким уж добрым на самом деле, каким он показался Радищеву. Капризный и строптивый, этот сибирский правитель отличался от своих предшественников умеренностью в чудачестве да умелым заигрыванием с местными влиятельными купцами.

Александру Николаевичу некогда было задумываться над тем, как относился к нему иркутский правитель. Он был благодарен ему за предоставленную свободу общения с местными деятелями, позволяющую глубже ознакомиться с городом, с нравами и обычаями жителей.

Своё знакомство с городом Радищев начал с посещения библиотеки и музеума. Они размещались в каменном здании, построенном лет десять назад в центре города, недалеко от Большой Заморской улицы. Это трёхэтажное здание было одним из массивнейших среди других казённых домов Иркутска и поднималось над городом каменным великаном.

Устройство библиотеки в своё время было поручена директору ассигнационного банка, корреспонденту Российской Академии Наук Александру Матвеевичу Карамышеву. Об этом поведал Радищеву Долгополов. Александр Николаевич узнал от него, что для библиотеки были закуплены все книги, изданные в России, энциклопедия французских просветителей, сочинения на французском, немецком, шведском и других языках. Долгополов говорил ему об этом с заметной гордостью, и Радищев тогда же решил, что обязательно посетит библиотеку и осмотрит существующий при ней музеум.

Прежде чем войти в помещение, Александр Николаевич задержался у подъезда, чтобы ознакомиться с правилами, выставленными на большом щите около двери. Они были адресованы согражданам, желающим пользоваться библиотекой.

«Каждый и всякий, живущий в сей губернии, — читал Радищев, — имеет право безденежно пользоваться чтением находящихся в книгохранительнице книг.

Книгохранительница отворена для всех всякий день от утра до вечера.

Если кто пожелает в то время притти в книгохранительницу и там сидеть в показанное время для чтения, тому оное дозволяется…»

Радищев не заметил, как в дверях появился седенький человек в очках, в потёртом мундире чиновника приказа общественного призрения. Человек в очках пристально наблюдал за незнакомым господином, заинтересовавшимся библиотечными правилами. Ему бросилась в глаза широкополая шляпа, какую носили приезжие из столицы. Длинное лёгкое темносинее дорожное пальто, надетое поверх камзола, прикрывало голенища сапог, которые чаще всего можно было видеть на путешественниках, странствующих по Сибири. Верхнее платье господина указывало, что он был новичком в городе.

Польщённый вниманием незнакомца, сосредоточенно читающего библиотечные правила, человек в потёртом мундире проговорил:

— Сии правила сочинены в бытность губернатором Иркутска Францем Кличкою, рачителем просвещения горожан наших.

Радищев внимательно посмотрел на человека в очках.

— Приезжие? — спросил тот.

— Да.

— Своих-то я знаю, по пальцам пересчитать могу. Прошу зайти, — и просто представился: — Никитин, смотритель книгохранительницы и музеума. Определён сюда приказом общественного призрения…

— Радищев, — пожимая старческую руку Никитина, сказал Александр Николаевич.

Они вошли в помещение. Никитин, обрадованный появлением нового человека, стал объяснять Радищеву всё по порядку. В нижнем этаже размещались покои служителей, на втором — библиотека, а на третьем — музеум.

— Францем Кличкою открыто сие заведение, рачениями коллежского советника и кавалера Александра Матвеевича Карамышева поддержано было, отныне попечительствует над нами почётный член Академии Наук — Эрик Лаксман…

Никитину явно хотелось побольше рассказать о библиотеке, показать приезжему человеку её богатства, блеснуть перед ним своими познаниями.

— Первый шаг — великое дело, господин Радищев. Сначала книгохранительница была открыта, а затем основан и музеум.

Слушая приветливый и безумолчный говор Никитина, Александр Николаевич всматривался в кожаные переплёты с тиснёными названиями, брал отдельные книги, перелистывал их, приятно удивлённый, что здесь, в Иркутске, встретил редчайшие сочинения.

— 17 томов…, 11 томов чертежей…, 1756—65 годов, — пояснял Никитин.

— Ценнейший вклад! — восхищённо говорил Александр Николаевич.

— 1304 сочинения хранятся. Книги завезены из Санкт-Петербурга и Парижа, Лейпцига и Лондона, многие куплены у генуэзских, лионских, голландских купцов и мореплавателей… Господин Радищев, взгляните на сей список участвовавших в иждивении и сооружении книгохранительницы…

Александр Николаевич остановился перед списком, висевшим в рамке. Среди сотни перечисленных фамилий были упомянуты знакомые, ранее слышанные: Григорий Шелехов, Карамышев, Лаксман, Сибиряковы, Долгополов… Радищеву приятно было среди них прочесть фамилию вице-губернатора Андрея Сидоровича Михайлова, учителя Бельшева — единственного корреспондента журнала «Иртыш, превращающийся в Ипокрену». Вспомнился Тобольск, Панкратий Сумароков, Натали. На какое-то короткое мгновение Радищев мысленно перенёсся в домик Сумароковых. Ему живо представилась Натали, читающая листы корректуры, ещё свежо пахнущие типографской краской, хлопотливый и беспокойный Панкратий Платонович, пекущийся больше всех о своём издании — культурном детище Сибири.

Александр Николаевич подумал о нитях, протягивающихся и связывающих воедино Тобольск и Иркутск. Там издавался журнал — первый светоч просвещения в сибирском крае, здесь содержались музеум и библиотека, книгами которой пользовались жители ближних уездных городов и селений. Теперь и ему суждено будет пользоваться здешней библиотекой.

— Осмотрите музеум? — спросил Никитин.

— Обязательно.

Поднялись на третий этаж. В одной половине размещался отдел естественной истории, в другой — физический. Радищев изъявил желание осмотреть музеум с отдела естественной истории.

— Он у нас в беспорядке, — предупредил Никитин.

— Ничего…

Как только они открыли дверь, на них пахнуло мышиным запахом и гнилью.

— Грызут, ничего поделать не могу, — виновато признался смотритель.

Многие чучела и гербарии, небрежно хранившиеся, были попорчены мышами.

— Как можно допускать, — с болью сказал Радищев.

Александр Николаевич осмотрел коллекции разных пород земли, камней, солей, металлических руд, какими богата Иркутская губерния, и был приятно поражён обилием её ископаемых.

Дольше всего Александр Николаевич задержался в отделе физической истории. Здесь хранились новейшие изобретения века — электрическая машина, орудия приготовления целительных и искусственных вод, модели водоходных судов, а также машин, употребляемых на здешних фабриках и заводах.