Эдуард Зорин - Огненное порубежье

Жестокие были сказывал Зоря. Ночью снились Досаде страшные сны. Но утром она снова спешила увидеть словоохотливого старосту.

Разумник ворчал на дочь:

— Ты мне мужика-то вовсе от работы отвадила.

— Нешто землю ему пахать?

— Не пахать, так поглядывать. На то он и староста.

Не нравилось Разумнику, что все не расстанется дочь его с прошлым.

— Нет твово Юрия, — говорил он. — Сгиб молодой князь. Чего уж память-то ворочать. Погляди, какой у тебя нонче муж.

— Муж мой, моя о нем и забота.

А порой ей и самой казалось, что отец ее прав: прошлое-то не вернешь, а под сердцем будущее нет-нет да и шевельнется. И тогда разбирало ее раскаяние. И тогда молилась она перед образами за здоровье Кузьмы. И тогда, выходя на дорогу, подолгу вглядывалась в даль — уж время приспело появиться Ратьшичу, а его все нет.

Но Ратьшич приезжал в срок, как и было обещано. Спрыгивал с коня, крепко обнимал слабеющую в его руках боярыню, нес ее на руках в сени, целовал на ходу, обжигая щеки горячим дыханием.

На этот раз Кузьма приехал с Пашком, когда Зоря был на полях, а Малка дома, в своей избе, где спал на лавке пьяный с утра Надей.

Встретив Ратьшича, Разумник поглядел, кого бы послать за поварихой, чтобы раздувала печь. Тут Пашок ему и подвернулся. Его он и отправил за Малкой, не догадываясь, как порадовал молодого дружинника. Еще и упрашивал его, а упрашивать было ни к чему.

Кинулся Пашок к своему коню, вскочил в седло — только его и видали.

Покачал головой изумленный Разумник: ай да парень, чисто огонь. Покряхтел и поплелся за молодыми в сени.

А Пашок тем временем был уже на лугу у Надеевой избы. Дверь в избу была приоткрыта. Пашок спрыгнул с коня и, поигрывая плеточкой, взошел на крыльцо.

— Ой! — вскрикнул кто-то в сенях.

Пашок нервно засмеялся и подтолкнул ткнувшуюся в него Малку обратно в избу. Малка выронила бадейку, попятилась. Пашок торопливо шагнул вслед за ней через порожек.

— Испугалась? — спросил он, кривя пересохшие губы.

Лица Малки не было видно. Свет падал из окна позади нее и золотил ей волосы.

Пашок приблизился к спящему в углу на лавке Надею.

— Аль снова напился? — спросил охрипшим голосом.

— Как пришел с вечера, так и спит.

— Пора бы и на свет божий взглянуть.

Пашок окинул Малку похотливым взглядом.

— Ты это что? Ты пошто на меня этак-то глядишь? — отодвинулась она от него.

— Ишь ты, недотрога, — сказал Пашок. — Ровно и мужика отродясь не ласкала.

— А то не твое дело.

— Значит, мое, коли сказываю.

— Много вас, прытких-то…

— Прытких-то много, да я один.

— А как не один?

— Дури, да не заговаривайся, — осерчал Пашок. — Муж у тебя строгой.

Надей на лавке закряхтел, перевернулся на другой бок. Пашок отскочил от Малки.

— А, старый леший, — выругался он. Склонившись, потряс Надея за плечо.

— Вставай-ко. Слышишь, вставай-ко, — сказал с нетерпением, оглядываясь на Малку, чтобы не вздумала прыснуть за дверь.

Надей открыл один глаз, почмокал губами, открыл другой. Уставился на дружинника непонимающим взглядом. Долго соображал, уж не приснился ли ему Пашок. Дернул себя за бороденку, ойкнул и сел, шевеля босыми ногами.

— Ты кто?

— Пашок.

— А отколь взялся?

— С боярского двора.

— А пошто здесь?

— Пришел дочь твою кликнуть.

— Эвона, — сказал Надей, косясь на дочь, — нонче боярам без нас не прожить.

— Ты вот что, — оборвал его Пашок, — ты поди-ко проветрись.

— Похмелиться бы…

— Тебе что выпить, что похмелиться. Поди во двор-то. Поди, поди. К седлу-то у меня сулея приторочена. — Пашок улыбнулся. — Тебе от князя подарочек.

Надей живо вскочил с лавки:

— Да неуж?!

— Вот те крест.

— Ты бы не ходил, батя, — попросила Малка. Пашок усмешливо поглядел на нее, похлопал Надея по плечу:

— Ступай, ступай.

Надей, хихикая, выкатился из избы. Бледнея, Малка отступила к окну.

— Ты ко мне не подходи, — предупредила она Пашка. Дружинник отстегнул пояс, бросил на лавку.

— Не подходи, нелюбый, — Малка сдвинула у окна заслонку. — Закричу.

— Дура.

На воле заржал конь. Чуть подальше отозвался другой. Возле окон избы послышался стук копыт.

решил он выследить баловника и примерно его наказать, чтобы зариться на чужое впредь было неповадно.

Кто бы это мог быть? Ясное дело, кто-то из своих же, пореченских мужиков. А кто? Народ вроде тихий, покорный.

Разумник сказал Зоре:

— Приведешь баловника на боярский двор, а там уж не твоя забота. И чтобы ни-ни, не вздумай руку приложить.

— Как придется, боярин.

— Ты меня слушай, — нахмурился Разумник, не любивший, чтобы ему возражали.

Уехал Зоря в леса на другую сторону Клязьмы. Места здесь были ему знакомы, не раз уж езживал он по этим тропкам.

Ехал Зоря по лесу, цепко вглядывался в деревья и кусты, прислушивался к далеким шорохам — не появится ли кто, не услышит ли за разноголосым гомоном птиц осторожные шаги чужого. Посматривал на влажную тропку — авось оставил на ней свой отпечаточек лыковый лапоток баловника. Ничего. Только солнышко пробивается сквозь стволы, да у самого уха зудит нудливое комарье.

Много нынче пало дождей, хорошо пошли травы, а еще лучше пошли грибы и ягоды. На взлобке стелется по обе стороны от тропинки черника — ведрами носи, чуть пониже капельками крови алеет земляника.

Зоря улыбнулся, вспомнив, как ходил по ягоды с Малкой. На той неделе это было. Собрались еще затемно, а не успело солнышко подняться к полудню, были уж у них ведра полными. Но хоть и полны ведра, а уходить не хочется. Вышли они в соснячок — вокруг черным-черно. Как уйдешь от такого изобилья?.. Стали собирать ягоды Малке в подол, а потом сели с краю полянки и принялись есть.

— Это тебе, — говорила Малка, отправляя пригоршню Зоре в рот, — а это мне, — и следующую пригоршню ела сама.

Хорошо было вокруг них в лесу. Из подсохшей травы пробивались лисички и темноголовые подберезовики, в перелесках красовалась бузина. На болотах зацвела росянка, а на старицах желтым пламенем загорелись кубышки.

С полными ведрами черники возвращались Зоря с Малкой домой, когда на полпути, уже перед самой Клязьмой, настигла их гроза. Внезапно налетел ветер, поднял пыль и лесной мусор, сорвал с деревьев пожухлую листву. Стало темно и страшно, словно в погребе. Ударил гром, да так сильно и раскатисто, что Малка в испуге схватилась за голову. Зоря подтолкнул ее к раскидистому кусту — и вовремя: только успели они скрыться под его широкой кроной, как хлынул дождь, такой проливной и крупный, что сейчас же на лесной полянке вспучились стремительные потоки.

Такая же гроза застала их однажды на самом подъезде к Владимиру, и они оба, почти сразу, вспомнили о ней, вспомнили, как почти так же прятались от дождя и смотрели на пузырящиеся пенистые лужи. Зоря обнял жену, привлек ее к себе, и в эту минуту случилось страшное: белесое небо раздвинулось, словно его пересекла глубокая трещина. Черная молния сверкнула и упала в глубину леса. Разное доводилось видеть Зоре, но черной молнии он еще не видывал никогда. Малкины губы побелели, она ткнулась ему в плечо, ища под его рукой надежной защиты. Но Зоря и сам перепугался, быстро перекрестил лоб: что бы это значило? Уж не дурное ли предзнаменование?!