Эдуард Зорин - Огненное порубежье

О той грозе Зоря совсем уж было забыл и вспомнил только сейчас, проезжая на коне мимо того места, где они собирали чернику.

От овражка к овражку — путь его прямехенько лежал к липняку, где в боярских бортях вызревал янтарный мед. А когда до липняка осталось совсем немного, Зоря спрыгнул с коня, стараясь не шуметь, повел его за собой в поводу. Неслышно ступая по мягкой тропинке, поднялся на пригорок, с которого хорошо было видать всю пасеку. Зато самого его в кустах на за что не приметишь. Отогнул Зоря веточку, поглядел вокруг — никого. Стал ждать. Чуяло его сердце, что сегодня тот баловник непременно придет полакомиться боярским медком. Сердце — вещун, редко кого обманывает. Не обмануло оно и Зорю. Только стала его смаривать жара, только набрякли веки, и уж подумал он, не вернуться ли в деревню, как на тропинке, что пониже бугорка, появился мужик с палкой в руке и торбицей, перекинутой на ремешке через плечо. Стряхнул с себя Зоря дрему, пригляделся и тут же признал в мужике Надеева давнишнего приятеля Иваку, того самого, с которым мерился однажды силой.

Идет Ивака в своей душегрее мехом наружу, припадает на левую ногу, а вместо правой руки болтается у него пустой рукав.

— Ах ты, леший, — выругался Зоря и вскочил в седло. Не уйти теперь от него Иваке, будь у него хоть заячьи ноги.

Заслышав топот Зориного коня, Ивака обернулся, увидел приближающегося всадника, выронил торбицу, метнулся в густой липняк.

— Стой! — крикнул ему Зоря.

Обернулся Ивака через плечо, зыркнул голубыми глазами, но не остановился, а побежал еще шибче. Тут-то и сшиб его Зоря с ног, спрыгнул на землю, склонился над мужиком.

— Ишь, ловкий какой, — сказал Зоря. — Даром что с перебитой ногой, а бегать приучен. Ну-ка, вставай, не в баню пришел веничком париться.

— Знамо дело, не в баню, — сказал Ивака, смущенно улыбаясь. — Здорово, кум.

— Здорово, кума, — ответил Зоря. — Никак, по грибочки сподобился.

— Ага, — кивнул Ивака, отряхивая с полосатых штанин сухие листья. — А ты пошто конем валишь?

— Животина неразумная.

— Оно и видать.

Зоря усмехнулся:

— А много ли грибочков набрал?.. Чтой-то не припомню я — в липняке-то какие водятся?

— Да всякие, — уклончиво ответил Ивака и потянулся рукой к валяющейся в траве торбице.

Зоря опередил его, зажал торбицу между колен, сунул руку вовнутрь, вынул, облизал пальцы.

— Сладко.

Ивака молчал.

— Ну, — встряхнул его Зоря за плечо, — что ткнулся лбом в землю?

— Не губи ты меня, Зоря, — попросил Ивака. — Отпусти душу на покаяние.

— Ишь, чего надумал, — сказал Зоря. — Зря я за тобой по лесам рыскал?

— Запорет меня боярин, в порубе сгноит.

— И поделом.

— Не крал я…

— А кто по чужим бортям шарил?

— От нужды это…

— Не от нужды, а от баловства, — нахмурился Зоря. Не понравилось ему, как его Ивака уговаривает. Прикидывается овечкой, а только отвернись, трахнет по голове дубиной — и был таков.

— Отпусти, — продолжал нудеть Ивака.

— А ну, нишкни! — оборвал его Зоря, — Нынче мне с тобой разговаривать недосуг. У боярина в тереме договорим…

Ивака пошевелил безруким плечом, две крупные слезины скатились по его щекам. «А ведь и вправду запорет боярин», — подумал Зоря, но отогнал от себя жалость: нынче он поставлен стеречь боярское добро, мужики сами старостой выбирали, чтобы был в деревне порядок. Ивака тоже выбирал, тогда еще сказывал: «Крепкий порядок житью нашему голова…» Сказывать-то сказывал, а сам баловал, хитрый; думал, Зоря свой человек — попужает и отпустит.

— Повернись-ко спиной, — сказал Зоря и потянулся к Иваке. — Этак вязать сподручнее. А ты помалкивай. Ну-ко!..

Глаза калеки блеснули.

— Ирод ты! — выкрикнул он срывающимся голосом и отшатнулся от Зори.

Занес над головой дубину:

— Не подходи, пришибу!..

Зря замахнулся Ивака на Зорю, лучше бы еще слезу пролил — у Зори сердце доброе, пошумел бы, а боярину все-таки не выдал. Но Ивака замахнулся, и Зоря, озверез, ударом кулака повалил его наземь. А что было ждать? Ивака — мужик крепкий, ежели бы зацепил дубиной, тут бы и конец. Вовремя опрокинул его Зоря.

Сел он на мужика, скрутил пояском, встряхнул, поставил на ноги.

Возвращались они в деревню по той же тропке, мимо тех же березняков да ельничков, но сердце Зори теперь не радовалось лесной красе. Пробовал он разговорить Иваку, но тот молчал. Теперь уж не просил отпустить, не молил о пощаде. Шел впереди Зориного коня, ссутулясь, опустив большую кудлатую голову, сильнее прежнего припадая на левую ногу.

Еще несколько раз подумал Зоря о том, чтобы отпустить мужика, но так и не решился, привел Иваку на боярский двор.

Разумник встретил их на крыльце, подбоченясь.

— А мы-то думали, а мы-то думали, — сказал он со смешком, разглядывая Иваку, — уж не медведь ли повадился борти зорить, уж не косолапому ли захотелось отведать сладенького. А косолапый-то — к нам на двор. Экое страшилище!.. Ты где его, староста, выловил?

— Известно где, — угрюмо ответил Зоря, — в липняке, на бортях.

— Да как же ты его не испугался?

— Мы пуганые…

Разумник довольно потер руки.

— И торбица при нем?

— И торбица.

— Знать, про запас собирал, деток малых полакомить…

— Нет у него деток.

— Сам сластена. Уж мы его уважим, еще как уважим, — пообещал Разумник и приказал отрокам: — Вы медведя-то этого посадите на чепь. Экой свирепой зверь, еще сбежит.

— Не сажай его, боярин, на чепь, — попросил Зоря, — все одно бежать ему некуды.

— Как это некуды? — удивился боярин. — А в лес?

— В лесу ему делать нечего. Безрукий он…

— Безрукий, а все одно — медведь. Един раз лапу отгрыз, отгрызет и другой.

Все это время Ивака молчал и только, когда поволокли его отроки в поруб, обернулся, плюнул себе под ноги и сказал Зоре:

— Еще отплачутся тебе, староста, мои слезки.

Говорил — будто в воду глядел.

бледная, едва живая от страха, с криком бросилась к мужу.

— Эт-то что такое? — недоуменно спросил Зоря.

Пашок ухмыльнулся и поднял с лавки пояс. Зоря отстранил жену, схватил дружинника за плечо:

— Ты кто таков?

— Пашок. Аль не признал?

— Дай-ко взгляну на свету, — сказал Зоря и повернул Пашка лицом к окну.

— Экая рожа, а еще князев дружинник, — процедил он сквозь зубы и сгреб ручищей Пашка за подбородок. У того синие жилы надулись на шее.

Зоря еще не остыл после разговора с боярином, и Пашок оказался в его избе не ко времени. В другой раз староста бы, может, и сдержался, но нынче все в нем кипело и клокотало.

В руке у Зори была плеть, он внезапно вскрикнул, отскочил и наотмашь ударил упруго скрученной жилой дружинника по лицу. На щеке Пашка тут же вздулся синий рубец. Второй удар располосовал другую щеку. А потом, ослепленный соленым потом, Зоря бил и топтал что-то мягкое, со стоном ворочавшееся на полу, пока повисшая на плечах Малка не оттащила его от растерзанного дружинника.