Сирило Вильяверде - Сесилия Вальдес, или Холм Ангела

Господский дом, украшенный широким портиком-террасой, был каменный, с толстыми стенами и кровлей из фигурной красной черепицы. Стоял он на отлогом склоне холма, и потому фундамент его со стороны фасада был несколько выше, чем со стороны патио. В плане здание представляло собой трапецию; в ее большем основании находился квадратный зал, к которому примыкали с обеих сторон анфилады комнат и внутренний коридор, сообщавшийся с прямоугольным патио, занимавшим всю середину дома. Со стороны, противоположной главному залу, патио был замкнут высокой стеной, утыканной поверху битым стеклом; в этой же стене проделана была дверь для челяди, запиравшаяся на крепкий засов и замок. Множество высаженных в патио цветов и тенистая зелень росших здесь густых виноградных лоз и нескольких апельсиновых и фиговых деревьев наполняли комнаты благоуханной прохладой. Тем не менее в полуденные часы вдоль огибавшего патио внутреннего коридора опускались парусиновые маркизы, преграждавшие доступ внутрь дома даже отраженному солнечному свету. Такие же точно маркизы затеняли и террасу, особенно нуждавшуюся в этой защите, поскольку она была довольно высоко поднята над землей, очень широка и потому открыта ветрам и солнцу, нещадно палившему на всем пространстве огромного хозяйственного двора, где не росло ни единого деревца.

С высокого портика, откуда вели вниз широкие ступени каменной лестницы, можно было охватить взглядом и все длинное здание сахароварни, возвышавшееся в середине двора параллельно господскому дому, и за ним, несколько правее, помещение для очистки сахара, обращенное к этому центральному зданию той своей стороной, где находились сушильные камеры, и почти все остальные службы и жилые строения громадного поместья, и видневшийся поодаль поселок рабов, или, вернее, частокол, окружавший их примитивные жилища, и раскинувшиеся к западу от усадьбы плантации сахарного тростника, и вдали светлые соломенные крыши конного завода, а еще дальше — огромную пальмовую рощу, сверкающую излучину реки и на заднем плане непроходимые чащи диких лесов, которые своим сумрачным фоном лишь ярче оттеняли веселые краски этого сельского пейзажа.

В полдень 24 декабря 1830 года хозяева инхенио Ла-Тинаха отдыхали на террасе портика, надежно защищенною парусиновыми жалюзи от слепящего солнечного света; здесь же находились их гости: священник прихода Кьебраача дон Кандидо Вальдес, капитан-педанео [72] Капитан-педанео — чиновник, наделенный административными и судебными полномочиями, в обязанности которого, в частности, входило следить за общественным порядком. со своей женой, врач и еще две дамы: жена и свояченица управляющего конным заводом. Уютно расположившись в красных кожаных креслах, мужчины курили, а донья Роса, юные сеньориты Гамбоа и гостьи лакомились сластями, приготовленными из стеблей сахарного тростника, и апельсинами, выросшими здесь же, в инхенио. То и дело появлялись на террасе, прислуживая господам, наши старые гаванские знакомые: Тирсо, Апонте, Долорес и еще одна служанка, заранее доставленные сюда на шхуне через Мариель. Им помогали две-три негритянки-креолки из инхенио, миловидные девушки, взятые в дом именно за эти два немаловажных достоинства: миловидность и местное происхождение.

Младшим дочерям сеньора Гамбоа, Кармен и Аделе, не сиделось на месте: съев кусочек гуайябы или дольку апельсина, они тут же вставали и, взявшись за руки, принимались ходить туда и обратно по террасе, из одного ее конца в другой, всем своим видом обнаруживая, что они ждут не дождутся приезда алькисарских приятельниц, задержавшихся, как это казалось обеим сестрам, где-то в пути. Особенное нетерпение проявляла Адела: каждый раз, дойдя до южной стороны террасы, она откидывала край парусиновой маркизы и устремляла жадные взоры туда, где главная подъездная дорога пересекалась с дорогой Ла-Плайя. Наконец в начале второго часа послышался отдаленный шум едущего экипажа и быстрый цокот многих лошадиных копыт, и Адела, еще ничего не видя, радостно воскликнула:

— Едут! Едут!

На этот раз она не ошиблась. Несколько минут спустя китрин сеньорит Илинчета подкатил к ступеням портика, весь покрытый красноватой пылью: такая же густая красноватая пыль покрывала с головы до ног и самих путешественниц, и сопровождавших их всадников, и усталых лошадей. Не станем описывать во всех подробностях последовавшую затем сцену встречи двух семейств, вновь после долгой разлуки свидевшихся в лесной глуши Вуэльта-Абахо. Заметим лишь, что имелось немало причин, почему событие это, в глазах по крайней мере некоторых из его участников, полно было совершенно особенного, важного смысла. К тому же гости и хозяева были охвачены в эту минуту тем внезапным порывом взаимной приязни, которую нередко испытывают молодые и даже немолодые люди, когда сходятся вместе, чтобы в беззаботном дружеском кругу провести несколько праздничных дней, и не там, где они привыкли встречаться обычно, а совсем в иной обстановке, вдали от дома, на лоне природы; тогда ярче разгорается пламя дружбы в сердцах друзей, родственники вдруг убеждаются, что кровные узы связуют их гораздо сильней, чем они подозревали, а любящие… о! любящим кажется тогда, что счастье их будет вечным, что в эти краткие дни любовь даст им вкусить неземное блаженство!

Женщины горячо обнимали и целовали друг друга. Адела, боготворившая Исабель, которая была в ее глазах образцом всех женских совершенств и добродетелей, кинулась на шею к подруге, проливая слезы искренней радости. Точно так же и донья Роса, всегда отличавшая старшую дочь сеньора Илинчеты, выказала ей ври встрече самое сердечное радушие. Даже дон Кандидо, в последнее время такой хмурый и неприветливый, не удостоивший улыбки собственного сына, когда тот подошел к нему под благословение, — даже дон Кандидо встретил сеньорит Илинчета изъявлениями не свойственной ему ласковости и внимания и, представляя девушек своим гостям, сказал:

— Они для меня все равно что родные дочери, — после чего, обращаясь к Исабели, добавил: — Наш дом — твой дом, и я хотел бы, чтобы здесь тебе так же было хорошо и весело, как у тебя дома, в твоем чудесном Алькисаре.

Встреча на террасе портика продолжалась недолго: гостьи устали с дороги, им надо было привести себя в порядок, помыться, отдохнуть и переодеться к обеду. По распоряжению доньи Росы, или, вернее сказать, по распоряжению жены управляющего Мойи, которая состояла при донье Росе чем-то вроде домоправительницы, избавляя ее от тягостных хлопот по хозяйству, для сеньорит Илинчета и для их тетушки отвели комнаты в правом крыле здания, позади главного зала, рядом с покоями самих Гамбоа.