Борис Изюмский - Дальние снега

Снова усевшись в кресло, Чавчавадзе задумчиво стал перебирать четки: они действовали успокоительно, как неторопливая езда верхом. Он повторил вполголоса только что прочитанное:

Изумительно! Каким талантом надо обладать, чтобы сказать вот так мудро и просто. А как это прозвучало бы по-грузински?

Он мысленно начал делать перевод.

Внизу, на первом этаже, раздался шум, послышались возбужденные голоса. Кто-то торопливо поднимался к нему по лестнице. Дверь открыл старый слуга Нодар. Он был встревожен. Розовая кожа на голове его просвечивала сквозь редкие волосы сильнее обычного.

— Ваше сиятельство! Купец из Тегерана… Ражден… Говорит — важные вести…

Об этом богатом тифлисском купце Александр Гарсеванович слышал.

В комнату вошел немолодой грузин. Под его забрызганной грязью чохой виднелся шелковый длиннополый архалук.

Смуглое с курчавой бородкой лицо было приятно.

— Мое имя Ражден, — сказал вошедший, поклонившись, — Я давно знаю и уважаю твою семью, батоно… Пришел к тебе вестником горя… — Он сделал паузу, словно собираясь с силами: — Твоего зятя-посла персы злодейски убили в Тейране…

Первая мысль Александра Гарсевановича была о Нине: «А где она? Как перенесет эту весть? Не случилось бы несчастья с ее ребенком». Но здесь же устыдился эгоистичности отцовских чувств, с отчаянием подумал: «Убили благородного Искандера… Мы больше никогда не увидим его».

Эта мысль полоснула сердце.

Александр Гарсеванович с такой силой сдавил пальцы, что перстень впился в ладонь. Да как же это… ведь только-только…

Но, приученный войнами к утратам друзей, людей очень близких, с которыми спал в одной палатке и кого беспощадно уносила на глазах смерть, Чавчавадзе взял и на этот раз себя в руки, попросил:

— Расскажи обо всем подробно… Прошу — сядь…

Ражден сел на тахту, сгорбился, сунул ладони меж колеи:

— Я был со своими товарами в Тейране, жил недалеко от русской миссии… Их дома на площади Говд-Зембрах-хана [32] Стрельбищное поле. … Караван-сарай — дальше… Многое видел, батоне, своими глазами, многое мне рассказали… Я знаю их язык…

Он знал не только персидский язык, но и многие другие, был начитан, ездил по белу свету. На этот раз привез в Иран отменные шелка, ювелирные изделия.

Ражден помолчал, скорбно вздохнул, по лицу его прошла судорога.

— Они замышляли это давно, да проклянет их бог! — гневно произнес Ражден, — Некоторые вельможи шаха жаждут новой войны с Россией, особенно зять шаха — Аллаяр-хан. Англичане скрыто подстрекают… Так говорят…

Чавчавадзе встал, нервно прошелся по комнате, снова сел.

— Искали повод, — продолжал Ражден, — и нашли… Посол потребовал выдать двух молодых женщин — армянку и грузинку, захваченных при набеге. Их заточили в гарем Аллаяр-хана, силой обратили в мусульманскую веру. Но послу отказали выдать женщин. «Они русские подданные, — настаивал Грибоедов, да будет свято его имя! — И по Туркманчайскому трактату подлежат возвращению…» — Ражден тяжело перевел дыхание: — Пленницы передали письмо послу — умоляли отправить их на родину. Он уже собирался в Тавриз, нанял волов для перевозки вещей…

Тогда пленницы сами прибежали в дом русской миссии. «Вас защитит русский флаг…»— сказал им посол.

«И не мог поступить иначе! — мысленно воскликнул Александр Гарсеванович, — Как отдать на гибель поверивших защитнику? Я знаю, в эти часы он видел Нину…»

— Говорили, что Аллаяр-хан, подкупленный англичанами, нарочно подослал женщин, помог им бежать из гарема. Кто знает… А потом он разослал своих возмутителей, они кричали на улицах: «Надо отобрать женщин! Нас позорят! Посол их оставил для себя! Оплевали бороду пророка!». Собирались толпы. Главный мулла — мушхетид Мирза Мессих — сказал: «Смерть гяурам!» И муллы в мечетях Шах-Абдул-Азима, Имам-Зумэ призвали: «Смерть гяурам! Изрубить в куски! Все идите в русский квартал. Эа Али, салават! [33] С богом! » Толпа… много тысяч… вооружилась малками, мотыгами, молотками, кинжалами, с ревом покатилась к русскому посольскому двору…

Сарбазы из охраны возле миссии разбежались, побросав ружья… Толпа топорами разбила дверь… Казаки стояли насмерть. Их всех изрубили… Ворвались во двор… С крыши первого двора полезли по стенам во второй… Один перс — кондитер Али-Верди — проник в миссию, предложил русскому послу спастись тайным ходом… Спрятаться у него в доме… «Не к лицу послу играть в прятки», — ответил ему Грибоедов, надел парадный мундир с орденами и вышел к толпе. «Опомнитесь, на кого подымаете руку? Перед вами Россия!» — только и успел произнести он, как толпа закричала, завыла, забросала его камнями. Ему рассекли лоб, осколок стекла впился в глаз… Грибоедов взял в каждую руку по пистолету, стал у двери верхнего этажа. Митя бросился с саблей на персов, отогнал их от двери, но сабля его переломилась. Казак возвратился в комнату, стал заряжать пистолеты посла. Грибоедов отбил несколько приступов. Митя заслонил его от пули… Пал мертвым у ног посла… Персы топорами стали рубить крышу, подожгли ее… Сверху в комнату прыгнул слуга богатого тейранца, кинулся сзади на Грибоедова, проткнул длинным крисом спину так, что лезвие вышло из груди…

Губернатор лучезарной столицы Тейрана, сын шаха Зилли-Султан — «Щит и сабля шаха» — не торопился с помощью. Хорошо запомнил слова отца о после: «Его надо пугнуть. Слишком умен и настойчив. Кто избавит меня от этой собаки? Пусть знают, что мы их не боимся». Убитых раздевали, дрались из-за добычи. Делили деньги посла и его вещи… Иных растерзанных свалили в яму для нечистот. Во дворе посольства набросали пирамиду из кровавых обрубков.

К ноге Грибоедова привязали веревку и потащили по улицам, базарам Тейрана с криками: «Дорогу русскому послу, идущему к шаху!»

Англичане «случайно» исчезли из города… Дом русской миссии разграбили. Кашемировой шалью, что купил Александр Сергеевич Нине, перс обвязал себе голову… В листы со стихами торговцы на базаре заворачивали куриные потроха…

Перед заходом солнца в разоренный дом явился шахский посланец и громко прочитал опаленным стенам фирман: «Повелеваю народу удалиться спокойно и воздержаться от всякого бесчинства».

…Ражден горестно ссутулился, долго сидел молча:

— Все погибли, — наконец сказал он, — да разверзнется под проклятыми земля. Они разграбили и мой караван. Хорошо, что у меня был чистокровный жеребец. Я поспешил к тебе, батоно… — Ражден поднялся: — Твою дочку, надо поскорей увозить из Персии.

Александр Гарсеванович крепко обнял Раждена:

— Ты истинный друг… Спасибо… Отдохни у меня…