Иван Супек - Еретик

Доминис изумленно смотрел па возбужденного оратора, стоявшего перед ним. Доктор словно бы даже перестал заикаться, хотя и трепетал всем телом, точно тростинка на ветру, взгляд его пылал, а сам он на глазах таял от жара своих звонких слов. Блистательный стилист! Это вынужден был признать бывший преподаватель из Вероны. Тщательно отточенные фразы, произнесенные с искренним волнением, покоряли слушателей, и, воспламеняясь от их восторга, доктор с еще большей яростью наскакивал на прославленного гуманиста.

– Мы не такие уж невежды, монсеньор, голодранцы и бродяги… как это кажется вашей высокоучености! Град сей существует издавна, подобно Венеции, и был он некогда могущественнее повелительницы Адриатики, в давние времена принадлежа короне Звонимира. [27]Довольно читают у нас, и многие добрые книги переведены на наш пастуший язык, который обладает своим собственным стилем и грамматикой, а поэтическое слово наше – хотя бы Марка Марулича [28]– слышно было далеко.

– Браво, доктор, отлично, благородный Матия, вечная слава нашему поэту, слава в веках нашим поэтам, браво! – неслось отовсюду.

Архиепископ прикусил губу, поняв, что совершил ошибку. Вместо того чтобы попытаться привлечь паству на свою сторону, он оскорбил людей и тем самым позволил этому ревнителю старины высмеять его академию при всеобщем одобрении.

– Что такое научная академия? Горсть возомнивших о себе отчужденных людей, возможно даже еретиков. Нам требуется нечто совсем иное, мои дорогие сограждане. Нам нужна книга на хорватском языке, книга, понятная всем книга, которая будет укреплять веру народа…

Автора высокоученых латинских трактатов изумила буря восторга, разразившаяся при упоминании о хорватском слово. Да, это было бы самое сильное и, возможно, единственное средство, чтобы растерзанный народ сохранил себя перед нашествиями всевозможных врагов. Признав правоту взволнованного оратора, Доминис сумел, однако, найти более сильный аргумент в пользу своей академии:

– Верно, доктор, такая книга нужна. Но кто ее напишет? И что в ней будет?

– Доктор Матия усердно переводит на наш язык и толкует миссалы, бревиары, молитвенники и прочие церковные книги, – архидьякон очевидно льстил пылкому аристократу.

«Вот оно, – подумал архиепископ, – то самое слово, которое распространяется в народе и среди дворянства. Контрнаступление иезуитов на реформацию!» Появление протестантских книжек в первых хорватских типографиях встревожило общество Иисуса в Риме. Именно оттуда присылали иезуитскую догматику «на словинском языке».

Доктор Альберта заметил презрительную мину на лице прелата и смущенно добавил:

– Я и сам пишу… собственную мистерию. Церковные обряды исполняются у нас, к сожалению, бездушно, в силу давней привычки. Я попытался, господь вдохновил меня, обновить в изначальном священном пламени жертву мессии. Благочестивые юноши и девицы представят «Страсти Господня», опираясь на текст моей смерности и вдохновляясь величием подвига Спасителя…

Эти слова вызвали аплодисменты как на скамьях для аристократов, так и на галерее горожан. Однако ревнивые каноники, но собиравшиеся ни с кем делить славу, не придавали особой важности сему предприятию, а у архидьякона даже вырвалось, что подобными игрушками не приличествует заниматься столь глубокомысленному церковному автору, на что доктор попытался апеллировать к уже завоеванной им аудитории:

– В пору нынешней утомленности церкви и утвердившегося повсеместно под наплывом западных веяний корыстолюбия укрепим сперва душу. Укрепим ее, сограждане, той верой, благодаря которой христианское знамя вознеслось на твердыню турецких насильников. Выступим Против турецких завоевателей!.. Это наш завет тебе, высокопреосвященный!

Высказав свое предостережение, доктор Альберти сел. Возгласы одобрения, которыми сопровождались его слова, звучали на этот раз не столь громко, так как все опасались венецианского провидура, единственного, как считалось, хранителя мира на турецких границах. К тому же обитателям верхних галерей не было никакого дела до крестового похода. В упорном их молчании раздался лишь угрюмый возглас купца Каногроссо: «Уж лучше академия», на что дворянин Яков снова разразился бранью. Даже не примкнув ни к одной из партий в расколотом городе, Доминис со своими идеалами тем не менее оказался на стороне горожан против клира и аристократов.

– Откуда ты, Маркантун, добудешь столько денег для училища? – фамильярно спросил каноник Петр. – Община разорена, а ведь, помимо тебя, нам надо еще одного епископа содержать!

– Еще одного епископа? – разинул рот бородатый поп Дивьян.

– Ты не сказал им об этом? – в голосе каноника звучало неприкрытое ехидство.

Члены капитула разом смолкли, низшее духовенство зашевелилось, и воцарилась многозначительная тишина, в которой ясно ощущалась тревога. Народ, заполнявший деревянные галереи, плохо различал выражение лиц архиепископа и священников, находившихся на каменном дне собора, с трудом улавливал оттенки их диалога, одпако страстность и напряженность поединка захватила всех. В эту минуту всеобщего безмолвия, таившего в себе ужасную угрозу, собор походил на разверстую пасть, из которой вот-вот готов был вырваться долго сдерживаемый рев. На плечи каждого из присутствующих словно навалилась вдруг тяжесть, не успевшая найти себе выражения в словах. Статуи святых из глубины своих ниш с изумлением взирали на происходящее. Одетые в белое монахини и готовые идти под венец невесты своей бледностью как бы подчеркивали тягостную атмосферу.

Архиепископ окаменел, словно уподобившись вырезанным из камня великомученикам, не находя в себе сил нарушить молчание. Ни на секунду не забывал он о гнусном условии, поставленном папой Климентом VIII, бросившим ему кость в виде сплитской епархии, но Доминису и в голову не могло прийти, что так будет проходить его первая встреча с прихожанами. А ведь разговор неминуемо долг жен был возникнуть, независимо от того, кто задал бы ему вопрос: каноник Петр или кто другой, менее враждебный. Оглушенный торжественным эхом папской грамоты, архиепископ Сплитский, примас Далмации и Хорватии упустил из виду куда менее почетное дополнение к ней, которым обусловливалось его назначение сюда, выраженное в словах: «cum reservatione annuae pensionis 500 ducatorum mor netae venetae pro personis nominandis». [29]Напрасно метался он потом по Ватикану, надеясь избавиться от этого дьявольского хвоста, торчавшего из-под архиепископской мантии. Государственный секретарь Альдобрандини был неумолим, когда ему удавалось хоть что-нибудь выжать из любой епархии. Легче было получить полное отпущение грехов, нежели освободиться от денежных выплат. С помощью доброжелательно настроенного по отношению к нему почтенного кардинала Баррони Доминису удалось превратить скудо в дукаты, однако сумма тем не менее оставалась значительной, и, хотя в Риме он с этим почти примирился, здесь на глазах у паствы все ожило с прежней силой. Миг, когда обнаружился торчавший хвост, миг, который он так старался отодвинуть, наступил внезапно, в разгар тщательно отработанного приветственного церемониала.