Георг Борн - Султан и его враги

На одной из лучших улиц города у Мансура-эфенди был если не роскошный, то обширный конак. В его доме не было гарема, казалось, его нисколько не интересовали красивые женщины.

Все его мысли и стремления были направлены на усиление своей власти как невидимого главы государства и соперника султана.

У него не было другой страсти, кроме громадного честолюбия, которому он приносил в жертву все.

В центре города дома расположены довольно тесно, так что конюшни Мансура находились не у его дома, а на одной из ближайших улиц, так как около дома для них места не было.

Почти каждый вечер Мансур ездил в развалины Кадри. Это случилось и в тот день, накануне которого Лаццаро безуспешно преследовал Золотых Масок.

Кучер Мансура, Гамар, закладывал лошадей, когда к нему подошел старый дервиш, закутанный с головой в темное шерстяное покрывало.

— Ты не Гамар ли, кучер мудрого Баба-Мансура? — спросил он, подходя к кучеру.

— Да, — отвечал Гамар. — А ты, дервиш из развалин, зачем ты попал сюда?

— Не возьмешь ли ты меня сегодня с собой? Мудрый Баба-Мансур, наверное, поедет в Кадри?

— Я не могу никого брать, — отвечал не очень дружелюбно кучер. — Спроси у самого Баба-Мансура. Только не думаю, чтобы он позволил тебе. Мог дойти сюда, сумеешь и назад вернуться.

— Хочу тебе кое-что сказать, — сказал Лаццаро, подходя ближе к кучеру.

— Что ты лезешь? Что тебе надо? — вскричал тот с неудовольствием.

— Не кричи так! Можно, право, подумать, что тебя режут! — сказал Лаццаро, следуя за Гамаром к конюшне.

Настойчивость дервиша взбесила Тамара.

— Ни шагу! — вскричал он. — Убирайся!

— Тише! Тише! — сказал Лаццаро, не переставая идти за кучером.

Вдруг покрывало упало с его головы, и вместо старого сгорбленного дервиша перед кучером явился высокий здоровый человек. Прежде чем он успел крикнуть, Лаццаро схватил его за горло, и началась борьба не на жизнь, а на смерть.

Это продолжалось недолго. Лаццаро с поразительной ловкостью выхватил из рук Тамара тяжелый бич и с такой силой ударил его рукояткой по голове, что тот повалился без чувств на каменный помост конюшни.

Воспользовавшись этим, Лаццаро поспешно надел кучерское платье и, сев на козлы кареты, поехал к дому Мансура.

Вскоре вышел Мансур и, сев в карету, велел везти себя в развалины.

Он не заметил обмана, и план Лаццаро пока что безусловно удавался.

Благодаря закрытой карете Мансур не видел, что кучер везет его вовсе не туда, куда было приказано. Только около кладбища Мансур заметил, что его везут не в развалины, и отворил дверцу кареты. Но было уже поздно. Лаццаро ударил лошадей, и через мгновение экипаж остановился у ограды.

— Куда ты привез меня? — послышался голос Майсура.

Лаццаро не отвечал.

Мансур вышел из кареты, в ту же минуту к нему подошли Золотые Маски.

Предоставив Мансура его судьбе, Лаццаро медленно отъехал, но на некотором расстоянии остановился, чтобы не терять из виду Золотых Масок.

Он увидел, как они, несмотря на сопротивление Майсура, схватили его и завязали ему глаза платком.

Тогда Лаццаро соскочил с козел и, подкравшись к Золотым Маскам, стал следить за ними, идя в нескольких шагах позади них. Наконец они исчезли в развалинах семибашенного замка. Лаццаро знал уже достаточно и, не рискуя продолжать наблюдение, вернулся к карете, все еще стоявшей у кладбища.

Тут он снова вскочил на козлы и, вернувшись к конюшням Мансура, оставил там экипаж и кучерскую одежду, а сам пошел дальше, довольный собой.

В это время очнувшийся Гамар шумел и кричал, запертый в конюшне.

Султан Мурад вступив после тяжких испытаний на трон, чувствовал себя далеко не счастливым. Он нисколько не доверял министрам, которым он был обязан своим возвышением. Он говорил себе, что они легко могут поступить с ним так же, как и с покойным султаном.

Эта мысль не давала ему ни минуты покоя. Кроме того, и ужасные события прошедшего года не прошли для него бесследно. Малейшего повода было достаточно, чтобы расстроить и без того уже потрясенную нервную систему Мурада.

Его доброта по отношению к Юссуфу и другим принцам, его милосердие к Гассану и другим лицам, которых ненавидели министры, произвели самое неблагоприятное впечатление на заговорщиков. Кроме того, Мурад желал царствовать по-своему и не хотел подчиняться их предписаниям.

Все это вместе убедило врагов убитого султана, что и новый правитель тоже не в их вкусе и что следует подумать о том, чтобы произвести новый переворот.

Единственные светлые часы своего царствования Мурад проводил в кругу семейства, особенно радовал его подросший Саладин.

Маленький принц имел только одно желание: он желал во что бы то ни стало найти ту, которая заботилась о нем в дни несчастья и которую он любил как вторую мать. Султан находил это желание вполне естественным и желал вознаградить дочь Альманзора за все ее заботы о маленьком принце, поэтому он приказал навести справки о Реции.

Сначала узнали только то, что Реция вышла замуж, но затем Саладин узнал от принца Юссуфа, что Реция вышла замуж за бывшего великого визиря Сади-пашу и живет в его доме. Тогда Саладин привел Юссуфа к своему отцу, султану.

— Я привел того, кто может нам дать самые подробные сведения о Реции, — вскричал Саладин, подводя Юссуфа к отцу.

Султан встретил принца очень милостиво.

— Я слышал, что дочь Альманзора Реция замужем за бывшим великим визирем, — сказал он. — Так ли это, принц Юссуф?

— Ваше величество имеет совершенно верные сведения, но я боюсь, что в настоящее время можно сказать, что несчастная Реция была супругой Сади-паши!

— Была? Что это значит? Разве она разводится с пашой?

— Нет, смерть разлучит их.

— О, отец! Слышишь? Реция умирает! — вскричал со слезами на глазах Саладин.

— Расскажи, что ты знаешь, — обратился султан к Юссуфу, — мне говорили, что Сади-паша неожиданно заболел в тюрьме сераскириата, где он находится в заключении.

— Да, ваше величество, он вдруг заболел сегодня ночыо. Сохрани Аллах моего повелителя от подобной скоропостижной болезни.

— Сади-паша умер?

— Он был мертвым, когда его увидела Реция, дочь Альманзора. Вне себя от отчаяния, будучи не в состоянии жить без Сади, она вонзила себе в сердце кинжал!

— Какая трагическая судьба! — сказал взволнованный султан.

— Когда несчастная смертельно ранила себя, Сади стал подавать признаки жизни и появилась надежда сохранить ему жизнь, тогда как на выздоровление несчастной исчезла всякая надежда!

— Сади знает, что она сделала?

— Нет, ваше величество, это могло бы убить его.

— И дочь Альманзора все етце в опасности?

— Очень может быть, что в эту минуту ее уже нет в живых.