Роберт де Ропп - Если я забуду тебя…

Для меня эти жаркие летнии дни были достаточно мрачными. Я был в постоянном беспокойстве, боясь, что Ревекка может оказаться среди тех, кто пытался бежать из города и кого захватили солдаты. Тот же страх охватил и сердце Иосифа, который ничего не знал о судьбе родителей и жены. Каждый день, когда позволяло время, мы бродили среди несчастных, распятых на крестах, с жалостью глядя на их искаженные лица, страшась возможности, что те, кого мы любим, могут оказаться среди распятых. И еще больший ужас поднимался в нас из-за полной беспомощности. Город медленно и мучительно умирал, но мы ничего не могли сделать, чтобы облегчить его страдания. Безумные фанатики, захватившие власть в городе, не способны были прислушться к голосу здравого смысла. Высшие священники были либо мертвы, либо заключены в тюрьму. Старая партия мира более не имела голоса в делах города. Как бы не желал Тит прекратить жестокости, не оставалось никого, с кем бы он мог обсудить условия сдачи. Симон бен Гиора и Иоанн Гисхальский были непрошибаемыми для разума фанатиками. Что же до Элеазара, то возможно, он и понял кое-что, но он был осажден во внутренних дворах Храма и попросту не мог обсуждать с римлянами сдачу, даже если бы и хотел.

Как потом я узнал, и Ревекка и ее муж были все еще живы, хотя люди в городе умирали как мухи. Их жизнь была полна опастности, так как сикарии контролировали Верхний город и в поисках еды безнаказанно врывались в дома богатых, убивая всех, кто оказывал хоть малейшее сопротивление.

Иосиф бен Менахем не сопротивлялся, исповедуя учение, которое гласило: «А кто хочет взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду». [52] Евангелие от Матфея, глава 5:40. И потому, когда сикарии ворвались к нему в дом и стали требовать еды, он не поднял шума, и не стал притворяться, что у него ничего нет, а спокойно отвел в кладовую и предложил брать то, что хотят. Сикарии решили, что Иосиф бесспорно безумен, и обращались с ним с тем почтением, что заслуживают сумасшедшие. Так что они не стали делать то, что обычно творили в домах богатых. Они не пытали его, чтобы обнаружить, где спрятано его богатство, ведь он сам дал им все, что они хотели. Они даже не изнасиловали его жену, потому что Ревекка приняла предосторожность, спрятавшись в помещении, которое выстроила в подвале дома без ведома мужа. Это помещение она считала просто необходимым, учитывая особенности веры своего мужа, потому что Иосиф бен Менахен настаивал на буквальном исполнении учения рабби Иисуса. По этой же причине она не сказала ему о существовании этого потайного укрытия, но будучи практичной женщиной, снабдила его пищей, пока еду еще можно было купить, хитро скрыла вход в комнату, чтобы никто не знал о ее существовании. Все это я впоследствии узнал от самой Ревекки, ведь как и предсказывала Мариамна, мы вновь встретились.

И потому, когда большинство семей Верхнего города умирало от голода, Ревекка в тайне и страхе пекла в подвале кусочки пресного хлеба, пригодные для того, чтобы смягчить муки голода. Иосиф же даже не спрашивал, откуда берется хлеб. Он ел как можно меньше, отдавая большую часть жене, которая выкармливала своего второго ребенка, а ее первый ребенок умер во младенчестве. Они ели втайне и в спешке, не решаясь даже закрыть наружную дверь во время еды, так как сикарии неизменно вышибали любую дверь, считая их беспорным признаком того, что у семьи есть пища. В конце концов выпечка стала слишком опасной, ведь запах хлеба можно почувствовать, и они ели сухую муку, разбавляя ее малым количеством воды, потому что теперь не хватало даже воды, так как акведук был разрушен, а купальня Силоам была в руках римлян.

Когда муки почти не осталось, Ревекка взяла последнюю горсть и, поровну поделив ее, отдала половину мужу.

— Ешь, — сказала она. — Это все. Потом мы умрем.

Она сказала это без всяких чувств, ведь смерть стало обычной, во многих домах целые семьи лежали мертвыми, и некому было их похоронить. Но Иосиф, хотя и мало думал о себе, был тронут, думая о своей молодой жене и ее малыше и решил выйти из города, чтобы собрать немного травы на склоне Масличной горы. В ответ Ревекка покачала головой и сказала, что даже если он избежит смерти от рук людей Симона, которые хватали всех, кто старался покинуть город, и убивали их как предателей, то его без сомнения замучают и распнут римляне.

— Это мне надо идти, — сказала она. — Дай мне умереть первой, потому что я виновата и заслужила смерть.

Иосиф постарался утешить ее, но Ревекка по-прежнему была охвачена чувством вины.

— Нас предупреждали, — сказала она. — К нам был послан праведный рабби и передал это предупреждение. Я не стала слушать и высмеяла его. Я думала Бог на нашей стороне, и он отдал римлян в наши руки. Но сейчас все наши победы забыты, наш город умирает, а Симон бен Гиора стал худшим тираном, чем Гессий Флор, ведь он осквернил двор Святилища и запачкал алтарь кровью священников. Рабби все это предсказывал, и всего этого мы могли бы избежать, если бы я прислушалась к его словам и выполнила пророчества Мессии. Как правильно говорил рабби: «Помните жену Лота». Но жена Лота одна поплатилась за то, что оглянулась назад, в то время как я втянула нас обоих в гибель города. Если бы ты ушел вместе со всеми и оставил бы меня здесь, я бы не чувствовала себя виноватой в твоей смерти.

Иосифа бен Менахема не столько интересовало ее чувство вины, сколько ее вера, так как он очень надеялся обратить ее в свою веру. И вот, услышав, как она говорит о пророчестве рабби Иисуса, он спросил, не считает ли она теперь, что этот Иисус и вправду был Мессией, обещанным Богом. Она ответила, что не знает, но конечно он правдиво предсказал все, что обрушилось на Иерусалим.

— Если бы я поверила в пророчество! — с горечью сказала Ревекка. — Лучше было бы рисковать погибнуть в горах, чем медленно умирать от голода в мертвом городе. Как я буду кормить малыша? У меня совсем нет молока. Я уже потеряла нашего первенца, моего маленького Самуила. Неужели я потеряю и второго? Должно быть, так сулил Бог, это наказание, которое я должна понести за то, что отвергла его посланца. Может быть, он осудил всех нас, так как мы должно быть ужасно грешили, если такое горе обрушилось на Иерусалим.

При этих словах запавшие глаза Иосифа бен Менахема зажглись религиозным пламенем. Взяв жену за руку, он попросил ее обратиться к Сущему, который, даже если он не поможет им в этой жизни, по крайней мере дарует им блаженство в глядущем мире. Пусть она примет его веру и обратиться к Христу, и тогда на Страшном суде она будет в числе избранных. Но Ревекка, как и большинство женщин будучи очень практичной, ответила, что с радостью продала бы свое место в будущем мире за хорошую еду и возможность спасти своего малыша в этом мире. Пока Иосиф думал о спасении ее души, она думала о спасении своего ребенка, Пока он мечтает о небесах, она думала о хорошо приготовленных обедах, которыми когда-то наслаждалась во дворце первосвященника.