Михаил Голденков - Северный пламень

— Э! Да ты, брат, вижу, расстроен! — удивленно округлились глаза Левенгаупта. — Что случилось, мой добрый друг?

— Столько напрасных смертей, Адам… — сдавленно произнес Микола. — Какая нелепая человеческая мясорубка! Ради чего погибли эти русские и финские солдаты, там, у стен города? Чего добился царь?

— Ну-ну! — похлопал по плечу оршанца немец. — Это война, господин «чтобы всем было хорошо»! Ничего не поделаешь! И не мы ее начинали. Мы обороняемся и бьем захватчиков. Как под Веной. Но там отличились ваши гусары, а здесь, как я понял, гренадеры Карла…

Тут же был и Жигимонт Врангель. Он важно разгуливал меж снующих людей с подносами, осматривая стены с картинами батальных сцен и портретами шведских королей. Но подойти к Жигимонту Микола не успел. Он невольно залюбовался необычно пушистой и зеленой рождественской елкой. В памяти всплыли теплые домашние сочельники с отцом и матерью, с братом Янушем и сестрой Яниной, которая всегда любила и баловала младшего братца, присматривая за ним, как заботливая мать…

— Это кунгсгран…

Микола вздрогнул. Как-то незаметно подошел шведский король.

— Кунгсгран — это такая норвежская пихта, не обсыпается до трех недель и хорошо пахнет. Мне привезли ее специально из Норвегии, — похвастался Карл, словно мальчишка новой игрушкой. Его чуть конопатое лицо в этот момент и в самом деле было обычным лицом довольного рождественским подарком мальчишки… «Боже, он же в самом деле еще почти ребенок, а воюет, слушает не песни, а свист пуль, видит не раскрашенные книжки, а кровь на земле!» — подумал Микола, вспоминая, как месяц назад этот хлопчик с саблей в руке бесстрашно бросался на стреляющие вагенбурги московских гвардейцев…

Оршанский князь поклонился королю:

— Я и гляжу, Ваше величество, что елка чуть необычная, очень пышная, — улыбнулся он, — красивая ель, то есть пихта.

— У вас в Польше ставят елки на Рождество? — полюбопытствовал король, называя Польшей, похоже, всю Речь Посполитую.

— Не знаю, как именно в Польше, — ответил Микола, — а наши литвинские протестанты елки ставят уже давно. Ну а остальные — католики да православные — вначале все чаще просто украшали дома еловыми лапками, а теперь тоже начинают помаленьку перенимать нашу традицию. Впрочем, в разных городах по-разному. В Менске, например, все елки украшают, а вот в Полоцке далеко не все. Это ведь вы в Швеции все лютеране, а поляки в Польше — почти все католики. В Литве католиков, протестантов и православных примерно одинаково. В годы молодости моего отца протестантов было вдвое, а то и втрое больше католиков и православных, вот они и зародили традицию с елками. Но теперь иезуиты свое дело сделали, католический приход вновь увеличился…

— Хм, отчего же?

— Ну, после ухода из Польши вашего короля Карла Густава поляки отыгрались на наших протестантах. Ариан вообще изгнали из Польши. Так что елки ставят, но в разных местах по-разному. Мы — ставим каждый год.

— Да, — вполне довольно улыбнулся Карл, также явно любуясь огоньками свечей на норвежской пихте, — и за эту хорошую традицию спасибо нашему Мартину Лютеру. Ну… Прошу к столу, полковник!

— Я уже полковник? — удивился Микола.

— Уже да! — резко смутился Карл. — Я вопреки традиции выдал вам маленькую тайну заранее. Эту новость должен будет принести вам Томтене.

— Извините, Ваше величество, а это кто?

— У нас это такой старый гном, который разносит послушным детям подарки на Рождество, если они хорошо себя вели. В Литве и Польше нет такого?

— Не совсем. Мы говорим детям, что подарки приносит ночью Святой Николай. Мы калядуем. Ходят ряженые по домам, поют калядки, получают за это плату или угощение и выпивку… Весело…

И Микола негромко запел калядную песню:

— Хм, — усмехнулся Карл, явно ничего не поняв из незнакомого языка, — ну, у нас тоже есть свои ряженые, только на Пасху. А в кого одеваются ваши ряженые?

— В козу, в волка, в медведя или лошадь…

— Наши — в ведьм! — засмеялся Карл. — Видимо, мы еще не до конца расстались с язычеством, мой друг Миколай. Пасхальные ведьмы — это отголосок нашего мрачного поверья, когда ведьмы улетали на Блокулле — Синюю гору, чтобы встретиться с дьяволом. Сейчас, правда, они никуда не летят. Точно так же, как ваши ряженые, ходят по домам и за подачки поют и танцуют… Ну, — Карл оглянулся на галдящих у стола офицеров, — давайте все-таки присоединимся к Стенбоку и Реншильду, а то они там передерутся из-за еды…

За столом, в отсутствие короля, порядка и дисциплины, шведские офицеры и в самом деле уже разбились на два враждующих лагеря, готовых драться на саблях и шпагах. Одни, возможно, немцы, кричали, что традиционный окорок нужно обмазывать горчицей, другие, возможно, шведы, кричали, что обмазывать нужно хлебной крошкой, но не горчицей.

— Это не Рождественский сыр! — зло кричал на кого-то Стенбок, пробуя сыр.

— Такую сельдь не подают даже в наших деревенских тавернах! — кричал, перекрывая шум, один летгалльский офицер другому, вероятно, немецкому… Конец всему этому бедламу положил король.

— Господа! Прошу всех замолчать! — не особо громко сказал он, но все тут же смолкли.

— Ваше величество! Так какую же мазь выбрать для окорока? — спросил Реншильд, будто от этого решалась судьба всего Шведского королевства.

— Чтобы вы не спорили, используйте и горчицу, и хлебную крошку вместе! — посоветовал Карл.

Все взорвались от смеха. Конфликт был исчерпан.

Еды на Юльбурде было и в самом деле много, как на пиршестве викингов в легендарной Валхалле… Все много ели и пили. Карл лишь выпил полкварты темного пива, более к алкоголю он не притрагивался. Микола пил вино и ел вволю свиные колбасы, салат, окорок… Но более всего ему понравился Рождественский хлеб, чуть кисловатый и сладковатый. Хлеб напомнил ему тот самый домашний Рождественский хлеб, что пекли в доме его матери в Россиенах… Ощутив знакомый вкус хлеба, Микола сразу же захотел вернуться домой и встретить, как в былые годы, Сочельник вместе с семьей, с мамой, с сестрой Яниной и шумными игривыми племянниками… Оршанскому князю, среди всего этого необузданного веселья, стало грустно, а на глаза набежали слезы…

Карл куда-то пропал. Правда, на это уже мало кто обратил внимание, ибо появилось много местных девушек, одетых модно, по-городскому, но достаточно фривольно, с большим вырезом на груди, что, вроде бы, уже вышло из моды… Появился и Карл… Все рассмеялись. На молодом короле была бутафорская белая борода, на голове красный колпак, а в руках мешок.