Михаил Голденков - Северный пламень

— За нашу победу, — Микола, улыбаясь, подошел с бокалом французского шампанского вина к Врангелю. Он решил ближе познакомиться с несколько холодным и чопорным земляком, скупым на слова.

— За нас с вами! — также мило улыбаясь, перевел тост пан Жигимонт.

— Как вам все это? — кивнул на бурное застолье Микола.

— Мне нравится. После столь долгих суровых дней, после столь долгой холодной зимы и столь славной победы мы имеем на то право.

— Согласен, пан Жигимонт.

— Ну а вы, пан Януш Микола, уже не собираетесь покидать расположение армии? — Врангель с любопытством смотрел на оршанского князя.

— Надо бы ехать домой, но такие события! — смущенно засмеялся Микола, убирая пятерней с лица упавшие длинные локоны волос. Он, как и Карл, принципиально не носил парика, в отличие от Врангеля.

— Наша задача — свергнуть Фридриха и посадить на трон Станислава Лещинского, — говорил далее Врангель, беря с подноса лакея еще парочку бокалов — себе и Миколе.

— Что-то пью и не могу опьянеть, — усмехнулся он, — давайте за победу, пан Микола!

Они звонко чокнулись…

— Вы, господа, литвины? Ой, как приятно услышать нашу славянскую речь в этом немецко-шведском гомоне!

Микола и Жигимонт оглянулись. Перед ними стояла девушка, лет, наверное, не более восемнадцати, с большими темными глазами и льняными волосами, закрученными в модную прическу с буклями, ниспадающими на ее смелое декольте яркого бирюзового платья. Щеки девушки раскраснелись, большие черные глаза горели, а голые плечи были свежи и белы, как первый снег. Она была, наверное, чуть пьяна и возбуждена, как, собственно, все присутствующие. Говорила девушка с легким акцентом… Кмитич остолбенел… Перед ним стояла… его Аврора, его любимая Аврора Кенигсмарк, каковой он ее увидал двадцать лет назад… Миколе в самом деле в какой-то момент показалось, что время повернуло вспять и он смотрит на свою любимую девушку вновь. О том, что он все-таки не попал в прошлое, говорило то, что этой девушке-литвинке не хватало голубизны в ее очаровательных темно-карих глазах и чуть-чуть золотистости волос… Впрочем, и платье не отличалось богатством и изысканностью, пусть оно и совпадало с платьем Авроры узким лифом с глубоким вырезом… Обнаженная по максимуму грудь уже вышла из моды, иметь вырез глубже, чем на два дюйма ниже шеи, нынче считалось неприличным либо чересчур откровенным приглашением к флирту… Тем не менее, девушка ничуть не смущалась своего дерзкого декольте, даже не прикрывая его вопреки опять-таки моде платком… Из всего этого можно было сделать вывод, что девушка далеко не высшего света молодая дама, но, скорее всего, мещанка среднего достатка или же «жрица любви»… Но Кмитич, похоже, на эти мелочи совершенно не обращал внимания. Он смотрел только на лицо этой молодой литвинки…

«Матка Боска! Как похожа она на Аврору!» — еще раз сказал сам себе Кмитич и поклонился, скрывая замешательство.

— Вы… вы литвинка? — сдавленно улыбнулся Микола девушке и приосанился, расправляя плечи, оправляясь от первоначальной растерянности.

— Так, — низко присела в реверансе она, — лявониха, — и звонко рассмеялась, — это мы, ливонские литвины, сами себя так кличем.

— Мы вас тоже, — улыбаясь, вновь поклонился девушке Микола, — в Вильне даже танец появился, «Лявониха» называется.

— Да вы что! — весело рассмеялась девушка, показывая свои белые ровные зубки. — Чудно! А я и не знала! Не была в Вильне сто лет!

Врангель, впрочем, достаточно равнодушно смотрел на землячку, лишь слегка улыбаясь краешком рта.

— Меня зовут Марта. Марта Василевская, — представилась девушка.

— Микола Кмитич. Староста Орши, — кивнул оршанский князь.

— Пан Врангель, — представился Жигимонт, не считая нужным оглашать свой титул. Он лишь, усмехнувшись, похлопал по плечу Миколу:

— Ну, Панове, я тут отойду на минутку, а вы пока поговорите. Мне надо кое-что со стариком Дальбергом обсудить.

Возможно, не из-за Дальберга вовсе, а из-за того, что девушка пожирала глазами сероглазого красавца-шатена Миколу, Врангель деликатно отошел. Он был на пару лет младше Миколы, женат, имел четверых детей, хотя когда эти два литвина стояли рядом, то казалось, что младше именно Микола Кмитич, с моложавым лицом, стройный и по-юношески подтянутый…

— Давайте выпьем за вашу блестящую победу и наше знакомство! — подняла бокал Марта.

— Давайте! — Микола вновь взял бокал. — Ох, я кажется уже пьянею!..

— Это потому, что тут шумно! Выйдем на галерею. Там вид на море! — и девушка запросто потянула за руку Миколу, будто они уже давно были хорошими друзьями. На галерее никого не было, лишь в дальнем углу в сумраке молодой балтийской ночи самозабвенно целовался шведский офицер с какой-то блондинкой, но Микола с Мартой не обращали на них ровным счетом никакого внимания, словно то была мраморная ваза с цветами.

— Судя по акценту, вы давно живете в Риге, — заметил Микола, облокачиваясь на каменные перила ягодицами. С моря дул приятный прохладный бриз, шевеля его длинную светлую шевелюру.

— О, так! — белозубая улыбка Марты была просто очаровательна. — Но не в Риге, а в Мариенбурге. Мы с братом и сестрой рано осиротели. Мой отец Самуэль Василевский и мать Анна Скавронская как-то быстро и одновременно умерли от какой-то болезни. Меня отдали немецкому пастору Эрнесту Глюку на воспитание. Он и привез меня в Мариенбург. А сейчас… Сейчас он хочет выдать меня замуж. Вот затем я и здесь. Но война заперла меня в Риге надолго, а Крузе, как я любовно называю жениха Ехана Краузе, где-то воюет. Мой будущий муж, какой-то родственник Глюка, завтра или послезавтра должен приехать в Ригу. Он служит драгуном в шведском войске, в Лифляндском полку, а живет здесь.

— Ах, вот оно что! — кивнул Микола. — Значит вы жениха дожидаетесь? Понятно.

— Так, будь он неладен!

— Ого! А что так?

— Занудный немец. Такой же, как и Глюк! Правильный весь какой-то, — невинно захлопали длинные ресницы девушки, а ее розовые пухлые губки смущенно улыбнулись.

— Ну, это же хорошо. Таковым муж и должен быть, — возразил Микола.

— Не должен, — капризно надула губки Марта, отчего ее лицо стало почти детским, — мне не нравится все делать по правилам. Я люблю их нарушать, — и Марта обхватила своими почти горячими ладошками крепкую руку оршанского князя. Микола несколько смутился.

— Смелая вы девушка, однако!

— Вы тоже! Вон как разгромили этих саксов! Дзякуй вам за то!

— А я было думал, что вы как раз саксонцам симпатизируете…

— Почему? — вновь захлопала ресницами Марта. — Нам и под шведской короной добро живется. Польша? Уж нет! Там, говорят, простым людям, или как там их называют — хамы, — никакой карьеры не сделать. Ну а в Швеции ты сегодня сирота крестьянская, а завтра — королева! — и она засмеялась, даже не догадываясь, как скоро эти слова сбудутся. — Вон, наш Дальберг: был простым крестьянским мальчиком, а дослужился до губернатора Риги, стал известным в королевстве инженером. В Польше же, говорят, такое никогда бы не произошло. Там шляхта в свои ряды «хамов» не пускает.