Аркадий Макаров - Не взывай к справедливости Господа

Там, в этой крутизне, то ли пастухами, то ли рыбарями, а, может, и ватажными хлопцами, шалившими когда-то по Дону, была уготовлена просторная пещера с плоским известковым потолком и песчаным полом.

В этом логове было просторно, уютно и чисто, а, главное, сухо. Ноздреватый пористый известняк хорошо поглощал влагу, воздух был прохладен и свеж, не чувствовалось мрачного запаха сырой земли и глины, как будто пещеру только что проветрили сквозняком, хотя, даже сейчас, в разыгравшуюся грозовую бурю, здесь было тихо.

Кирилл, не раздумывая, нырнул туда и выпрямился во весь рост – до потолка ещё и рукой не достанешь. В углу, подёрнутые пеплом, чернели уголья забытого кострища, и его присутствие враз смягчило чувство одиночества и потерянности, всё чаще и чаще приходившее к Назарову в последнее время.

«Ревела буря, дождь шумел, во мраке молнии блистали…», – сказал он сам себе вслух, присел на щербатый кусок известняка лежавший под ногами, и с удовольствием закурил, пережидая непогоду: не вечно же ей колотиться грудью в истерике о крутой берег Дона, опоражнивая налитое водой небо.

Выход из пещеры стеной загородил ливень, там за его струями Илья пророк вколачивал и вколачивал огненные, раскалённые гвозди в беззащитную землю. Грохот стоял невероятный, как будто мимо неслись и неслись порожняком товарные составы, скрежеща, сталкивались на полном ходу, сходили с рельс, а по ним, по рельсам этим, неслись новые составы, и тоже опрокидывались, корёжа железо вагонов, и конца этому не было видно.

Кирилл, отдышавшись в этой неприступной крепости, радовался, что не побежал сразу в село, ураган наверняка бы сбил его с ног, таких порывов ветра он не помнил. Зачем его понесло на эту рыбалку? Поклёва всё равно не было, рыба, вероятно предчувствуя непогоду, потеряла всякий интерес к изощренной прикормке, а сидеть просто так, без результата, Назаров не любил, хотя по местным понятиям, рыбак он был никакой.

Дождь, который загнал Кирилла Назарова в заброшенную доисторическую пещеру, с каждой минутой набирал и набирал силу. Теперь вход застилала сплошная стена воды. Со стороны села ручьи, соединяясь в один сплошной поток, скатываясь с горы, срывались над головой Кирилла ревущим водопадом. Вода местами стала просачиваться сквозь ноздреватый известняк и крупными каплями падать к ногам.

Несколько капель скатились ему за воротник, и Кирилл, поёживаясь от знобящей влаги, прижался к задней совершенно сухой стене с угловатыми сколами известняка, но зато сухими и ещё не остывшими от дневного зноя. У зева этого каменного убежища образовалась пенистая грязная лужа, а с потолка, закручиваясь в жгуты, стекали бесчисленные струйки. Кирилл поднял голову и в полумраке увидел, как чернеет и чернеет камень в местах его разлома, ещё немного и не выдержав напора, многотонная нависшая над ним громада рухнет, погребя его под собой. Ему даже показалось, что камень зашевелился, когда после одной самой ослепительной вспышки, ударил такой гром, что ватой заложило уши.

При следующем ударе грома вода хлынула в пещеру, осыпав пленника мелким щебнем. Затем потолок сдвинулся, сложился вдвое, загородив выход наружу. Сразу стало холодно темно и сыро. В кроссовки просочилась вода, ступни ног в них разъезжались, и стоять было неудобно.

Кирилл попробовал выбраться из этой западни, но камень сдвинуть, никак не удавалось. После нескольких безуспешных попыток он бросил эту затею, ещё не представляя себе всю сложность положения, в которое он попал. Теперь стало тихо-тихо, как будто всё буйство природы было направлено только на то, чтобы спрятать здесь, в этой западне одинокое человеческое существо, и показать – кто хозяин в этом противоречивом мире?

Теперь, завершив своё дело, гроза, погромыхивая тележными колёсами о булыжник, откатывалась куда-то вдаль, волоча за собой тяжёлые кожаные мешки с водой, и в пролом хлынуло солнце. Нагретые камни стали дымиться, источая запахи сырой земли и стылой известковой штукатурки.

В солнечном свете безвыходность положения не казалась такой очевидной. Кирилл с надеждой сунул в пролом руку, пытаясь найти край обрушившегося карниза, чтобы попытаться расчистить тесный проём, но рука ушла по самое плечо так и не достигнув края плиты. Монолит был метровой толщины и крепко впаялся в грунт, а в щель, между ним, и тоже каменной стеной пещеры, можно было просунуть разве только кулак.

Кирилл убедился, что без отбойного молотка или хотя бы ломика все попытки выбраться были напрасны, когда, ободрав ладони, он в отчаянья присел на корточки перед сплошной тупиковой стеной.

Ни шороха, ни звука снаружи не было слышно. Кирилл пытался кричать, но задавленный каменным мешком крик глох, запутавшись в ноздреватом камне.

Сколько прошло времени, он не знал, но по красноватому лучу солнца можно было догадаться, что наступил вечер.

Хотя воздух после грозы был свеж и пропах зеленью, но Кирилл, то ли пугаясь стеснённого пространства, то ли от тщетных попыток выбраться наружу, стал задыхаться, покрываясь холодной испариной. Он, как попавшее в капкан животное, каждым мускулом, каждой клеточкой рвался на простор и свет, хотя сила отчаянья ещё не победила его разум.

От налитых влагой камней тянуло холодом погреба, солнце ушло за край, и в щели светилась только равнодушная синева неба с проблеском одинокой звезды. Кричи, бейся лбом о камень, царапай его шершавую кожу, сдирай ногти на пальцах – всё бесполезно! Шилом море не нагреешь!

Кирилл, отдышавшись, достал мятую пачку и с наслаждением закурил, ощущая реальный вкус жизни. Теперь он остался один на один с ночью в мрачной теснине первобытной пещеры, меняя время от времени, положение тела, чтобы не затекали суставы.

От каждого такого движения сверху сыпался сор, мокрые крошки, какая-то ползучая дрянь, мерзкая и липкая.

Кирилл, передвинув замок молнии до самого подбородка, вжал голову в плечи и так сидел, покачиваясь, в плену своего отчаяния.

Под куртку, медленно, но верно просачивался холод.

Летние ночи после дождя могут быть настолько зябкими, что – хоть шубу надевай, а здесь ещё и набухший водой камень, и тягостный погребной холод сырой земли, который всё пеленал и пеленал своего пленника, выбивая зубную дробь.

Пустая хрустящая пачка от сигарет, вряд ли поможет, но Кирилл, осторожно, чтобы даром не тратить опустевший коробок спичек, поджёг лощёную бумагу, но она, хоть и горела плохо, но осветило уголок пещеры, куда вода или какая-то живность натаскала всякого сора.

Он щепотью стал подбрасывать соринки в огонь. Пламя сначала съёжилось, потом вспыхнуло, и маленький костерок стал разгораться. Кирилл бросил ещё несколько щепоток в огонь, распахнул влажную куртку, так, чтобы тепло огня проникало внутрь. Стало заметно теплее, но мусора было ровно столько, что огонь не успел даже подсушить лёгкую ткань.