Бернард Корнуэлл - Перебежчик

— Мне доставит огромное удовольствие восстановить ваши финансовые возможности, — заверил Фалконер, размышляя, сколько же головной боли принесет это удовольствие.

— Вы — настоящий джентльмен, полковник, — сказал Свинерд. — Христианин и джентльмен! Это ясно видно, полковник, ясно! Я тронут, сэр, тронут до глубины души, — и Свинерд, смахнув слезинку, выпрямил спину, расправив плечи в знак уважения к своему спасителю.

— Я не разочарую вас. Это не по мне, полковник. Свинердам не свойственно разочаровывать!

Фалконер весьма сомневался в правдивости этого утверждения, но решил, что раз Дэниелс — его наилучшая возможность получить генеральское звание, а ценой Дэниелса является Свинерд, то так тому и быть.

— Значит, договорились, майор, — Фалконер протянул левую руку.

— Договорились, сэр, договорились! — Свинерд ответил на рукопожатие.

— Получаете повышение вы, сэр, получаю повышение я, — он снова обнажил в улыбке гнилые зубы.

— Отлично! — громко подытожил Дэниелс, аккуратно и показательно опуская сложенную рукопись в карман жилета. — А теперь, джентльмены, если вы желаете познакомиться друг с другом поближе — нам с мистером Дилейни нужно кое-что обсудить.

Таким образом, предоставленные сами себе, Фалконер и Свинерд присоединились к людям, которые еще толпились в президентском доме, покинув щелкающего по каплям дождя хлыстом Дэниэлса.

— Вы уверены, что Фалконер действительно тот, кто нам нужен?

— Вы слышали Джонстона, — радостно откликнулся Дилейни. — Фалконер — герой Манассаса.

Дэниелс нахмурился:

— А я слышал, что Фалконера застали со спущенными штанами. Что он даже не был с Легионом, когда тот сражался.

— Обычные происки завистников, мои дорогой Дэниелс, всего лишь выдумки завистников.

Дилейни, довольно развязно ведущий себя с могущественным редактором, достал сигару. Его запас драгоценных французских сигарет закончился, и эта нехватка была, пожалуй, самой серьезной причиной, по которой он желал скорейшего окончания войны.

Для достижения этого конца он, как и Адам Фалконер, тайно поддерживал Север, способствуя его победе подрывной деятельностью в столице Юга, и сегодняшнее событие, подумал он, было и в самом деле прекрасным образцом саботажа.

Он только что убедил самого влиятельного издателя Юга вложить всё огромное влияние газеты в одного из самых тщеславных и бесталанных военных Конфедерации.

Фалконер, по едкому мнению Дилейни, так и остался ребенком, и без своего богатства был бы лишь пустоголовым болваном.

— Он тот, кто нам нужен, Джон, я уверен в этом.

— Так почему же он не при деле после Манассаса?

— Его раненой руке потребовалось длительное лечение, — туманно ответил Дилейни. На самом деле он полагал, что непомерная гордость Фалконера не позволяла ему служить под командованием низкородного сквернослова Натана Эванса, но Дэниелсу не нужно было знать эти подробности.

— Но разве он не освободил своих ниггеров? — грозно спросил Дэниелс.

— Да, Джон, но имелись смягчающие обстоятельства.

— Единственная причина, оправдывающая освобождение ниггера, это смерть ублюдка — отрезал Дэниелс.

— Уверен, что Фалконер освободил ниггеров, исполняя последнюю волю своего отца, — соврал Дилейни. На самом деле Фалконер освободил своих рабов из-за северянки, ярой аболиционистки, чья привлекательная внешность наповал сразила виргинского землевладельца.

— Что ж, по крайней мере, он избавил меня от Свинерда, — скупо признался Дэниелс, умолкнув, когда в доме раздались шумные овации. Очевидно, кто-то произносил речь, и толпа сопровождала выступление смехом и аплодисментами. Дэниелс пристально смотрел на дождь, который по-прежнему лил как из ведра.

— Нам не нужны слова, Дилейни, нам нужно чертово чудо.

Конфедерация нуждалась в чуде, потому что новый Наполеон был наконец-то готов, и его армия вдвое превосходила в числе войска южан в Виргинии. Наступала весна, а это означало, что дороги будут пригодны для перевозки артиллерии, и Север обещал своим гражданам захват Ричмонда и подавление восстания.

Виргинские поля будут удобрены плотью мертвых виргинцев, и лишь чудо могло спасти Юг от постыдного и сокрушительного поражения. И вместо этого чуда, отметил Дилейни, он предоставил это дело Фалконеру. Курам на смех, подумал он.

Потому что Юг обречен.

Сразу после заката по полю промчалась кавалерия, разбрасывая копытами сверкающие серебряные брызги с затопленного поля.

— Янки в Кентервиле! Поторапливайтесь! — всадник промчался вдоль восточной стены, усеянной амбразурами, только вместо настоящих за амбразурами стояли бутафорские орудия.

Эти макеты были простыми стволами деревьев, покрашенными черной краской и установленными на ступенях для орудий, чтобы выглядеть, как жерла настоящих пушек.

Легион Фалконера станет последним пехотным соединением, оставившим позиции у Манассаса, и вероятно, последним на марше к новым фортификационным сооружениям, воздвигаемым за рекой Раппаханнок.

Отступление означало сдачу еще большей части виргинской территории северянам, и в эти дни дороги южнее Манассаса были запружены беженцами, направляющимися в Ричмонд.

Единственной защитой Манассасе и Кентервиля останутся бутафорские орудия, те самые, что были расставлены по всей местности в течение зимы, отпугивая передовые патрули янки от армии Джонстона.

Эта армия превосходно снабжалась продовольствием, которое по крупицам доставляли поездами на склад в Манассасе всю зиму, но теперь не было времени на вывоз запасов, так что драгоценное продовольствие сжигались.

Мартовское небо уже потемнело от дыма и было насыщено запахом горящей солонины, когда рота Старбака поджигала на железнодорожной станции последние вагоны.

Вагоны уже начинили поленьями, смолой и порохом, и как только в эту кучу засунули горящие факелы, огонь вспыхнул и быстро пополз вверх.

Мундиры, сбруя, патроны, хомуты, палатки — всё окутал дым, потом загорелись и сами вагоны, пламя трепетало на ветру, выбрасывая в небо черные клубы дыма.

Сожгли амбар с сеном, затем кирпичный склад забитый мукой, солониной и сухарями. Из горящего склада разбегались крысы, и их тут же ловили возбужденные псы Легиона.

Каждая рота приютила с полдюжины дворняг, за которыми заботливо ухаживали солдаты. Теперь эти собаки хватали за горло крыс и душили их, так что брызги крови летели во все стороны.

Хозяева их поощряли. Вагоны должны были сгореть дотла, пока от них не останется пара почерневших колес в куче пепла и золы.

Сержант Траслоу вместе с рабочей партией разбирал рельсы и складывал их на горящую груду пропитанных смолой поленьев. От горящих дров исходил такой жар, что рельсы скрючивались в бесполезные железки.