Режин Дефорж - Авеню Анри-Мартен, 101

Рафаэль протянул банкноту, которая мгновенно исчезла в кармане гарсона… Вскоре они услышали из кухни его крик:

— Две порции, полагающиеся больным.

Леа встала и подошла к чугунной печке, возвышавшейся посреди зала. Она сняла свою мокрую канадку и повесила ее на спинку стула, поближе к огню. В какой-то момент девушка испугалась, что Рафаэль подойдет к ней, но он остался сидеть и молча курить, погрузившись в свои мысли.

Леа подумала: если Рафаэль непричастен к аресту Сары, как думает Франсуа, то, что же он тогда там делал? Я же видела, когда собирала свои вещи, как он подошел к Саре, заговорил, а она ему что-то передала… наверное, эту губную помаду. На самом деле она ни на минуту не могла себе представить, что Рафаэль способен ее выдать…

— Мадемуазель, все готово!

— Спасибо.

На столе дымилась маленькая кастрюля, наполненная чем-то похожим на рагу из зайца. Запах у этого блюда был довольно приятным.

— Это контрабандный кролик, — прошептал гарсон.

Кролик или нет, но это было вполне съедобно.

— Я, может быть, смогу помочь Саре выбраться из…

— Как?

Рафаэль огляделся. Зал постепенно заполнялся служащими близлежащих контор.

— Здесь слишком много народа. Доедайте скорее. Я расскажу вам об этом в более спокойном месте.

Смеясь и обмениваясь шутками, вокруг толклись люди. За соседним столиком устроились четыре девушки в ярких шерстяных шапочках и подобранных им в тон рукавичках и носках, что делало девушек похожими на веселых гномов. Они сняли свои отяжелевшие от дождя пальто и плащи. Платья у девушек, хоть и явно домашнего пошива, были красивыми и очень им шли. Леа бросила на соседний столик завистливый взгляд, сравнивая яркие наряды с выцветшим темно-серым костюмом, доставшимся ей от матери. Этот взгляд не ускользнул от внимания Рафаэля.

— Вы выглядите очень элегантно. Этот костюм делает вас похожей на мудрую мышь, что, однако, противоречит вашим поступкам. И потом, с вашими волосами яркие цвета показались бы дурным тоном.

— Я предпочла бы одеваться в дурном, как вы говорите, стиле, чем казаться монашкой в цивильном платье. Надо будет надеть мой пуловер из розовой ангоры.

— Что мне нравится в вас, женщинах, так это то, что в любых, даже самых скверных ситуациях вы думаете о том, как подобрать цвета, добиться гармонии, чтобы сумочка подходила по цвету к туфлям. Вы — как дети: плачете, думая об участи, постигшей подругу, а через две минуты говорите о тряпках.

Рагу они доедали молча.

Зал был уже полон, в нем стоял оглушительный гам. Рафаэль подозвал гарсона и заплатил по счету.

Дождь кончился. Робкое солнце пыталось пробиться сквозь тучи, заставляя поблескивать капли, падавшие с деревьев. Леа направилась к велосипедам.

— Нет, оставьте их, сейчас они нам не нужны.

— Почему?

— Я отведу вас туда, где мы сможем спокойно поговорить. Квартал наводнен французскими и немецкими шпиками. Мы не можем быть уверены в том, что за нами не наблюдают. На кладбище же обнаружить слежку нам будет гораздо проще.

— На кладбище?

— Да. Видите эту высокую стену? Это стена кладбища Пасси. В это время года и в такой час там почта пусто. Идемте, не будем терять времени, от этого зависит жизнь Сары.

Этот аргумент заставил Леа двинуться за ним.

Рафаэль остановился возле будки цветочника у входа на кладбище и купил букетик фиалок.

— Для большего правдоподобия, — прошептал он.

— Никогда раньше не была на парижском кладбище, — сказала Леа, проходя под арку.

Она огляделась: мощеный двор, возвышающиеся повсюду белые склепы. Молодой сторож с девичьим лицом вышел из сторожки и пренебоежительно смерил их взглядом. Рафаэль взял свою подругу за руку.

— Ничего не бойтесь, это один из моих юных возлюбленных. Просто он удивлен, что видит меня с женщиной.

Продолжая разговаривать, они поднялись на небольшой косогор. Леа с удивлением осмотрела кладбище.

— Какие вычурные усыпальницы! Посмотрите сюда, это же просто немыслимо! Кто здесь похоронен?

— Странная девушка, Мари Башкирцефф, умерла от туберкулеза в двадцать четыре года. Она была художницей, из династии Мане. После смерти опубликовали ее дневник, вы, должно быть, его читали…

Обходя лужи, они прошли в глубь кладбища. Несколько раз, указывая Леа на какую-нибудь могилу, Рафаэль оглядывался, чтобы убедиться, что за ними никто не следит.

Наконец он опустился на каменную скамейку аллеи, снял шляпу и с облегчением вздохнул.

— Уф! Дайте мне губную помаду. Там сведения о том, где содержат Сару по ночам, и имя того, кому нужно заплатить за эту информацию.

— Заплатить? — переспросила она, роясь в своей сумочке.

— Конечно; не думаете же вы, что можно вырвать ее из лап Мазуи, не имея сообщника в его логове?

— Не знаю; я полагала, что можно устроить нападение на бюро с помощью ее товарищей по Сопротивлению.

— Все они арестованы.

— Все?

— Все, кроме двоих. Вас это интересует? Вы знаете их?

— Нет, нет!

— Вот это мне нравится больше. Сару я не выдавал, она попалась из-за собственной неосторожности. Но остальные, напротив, были схвачены благодаря моим сведениям.

Хотя эти слова и не удивили ее, Леа была шокирована признанием Рафаэля в предательстве. Девушка так побледнела, что он решил, будто ей плохо, и протянул руку, чтобы поддержать ее. Она отшатнулась.

— Не трогайте меня, не то я закричу. Вы внушаете мне ужас, вы…

— Быстрее, сделайте вид, что красите губы…

— Но…

— Да скорее же, Боже мой!..

Оглядев их, мимо прошли мужчина и женщина в трауре.

— Простите меня, сейчас я не доверяю никому. Дайте мне тюбик.

— Откуда я знаю, что вы не воспользуетесь этим против Сары?

— Милая моя… Давайте его сюда. И наблюдайте за прохожими.

Повернувшись спиной к Леа, лицом к дереву, он открыл тюбик, при помощи спички вытащил оттуда комочек бумаги и нервно развернул его.

Склонившись к букетику фиалок, Леа настороженно следила за происходящим.

Закончив читать, Рафаэль задумался.

— Ну что?

— Что?.. Если это выгорит, я не дам и гроша за свою шкуру… впрочем, если провалится, тоже… Уфф! Играть, так до конца… В любом случае кольцо сжимается. Французы или немцы, какая разница, в конце концов, они меня возьмут…

— Если вы в этом так уверены, то зачем было выдавать остальных?

— Вставайте, пойдем, не стоит больше здесь оставаться. Вы прекрасно знаете, милая моя подружка, что люди моего типа и моей национальности не слывут храбрецами, особенно если при допросе им, один за другим, показывают очень острые, очень блестящие и очень аккуратные инструменты, доставая их из хирургического ящичка. Вид скальпеля всегда вызывал у меня сильное волнение; а если тебе при этом рассказывают, что им можно сделать, тем более.