Режин Дефорж - Авеню Анри-Мартен, 101

— Я знаю, месье, но я бы пренебрегла своим долгом христианки и француженки, если бы отказала ей в убежище. Пока я ничего не буду говорить сестре, а также Франсуазе и Эстелле. Вместе с Леа мы по очереди можем ухаживать за мадам Мюльштейн. Особую осторожность нам придется проявить сегодня после полудня, во время визита майора Крамера.

— Если вы позволите, я хотел бы присутствовать здесь во время этого визита. Мои отношения с некоторыми членами высшего немецкого командования отвлекут его внимание от всего, что могло бы показаться ему подозрительным…

— Вы поддерживаете отношения с немецким командованием?

— Да, но я действую по приказу; больше этого я вам сказать не могу, — тихо ответил Франсуа.

— По приказу? Не понимаю.

— Вот и хорошо. Помните только одно: для вас я — делец, ухаживающий за Леа. Думаю, что этого будет достаточно для майора Крамера.

Альбертина де Монплейне внимательно посмотрела на этого плохо выбритого мужчину с жесткими чертами лица и чересчур большим ртом. Однако его прекрасные глаза свидетельствовали о внутренней силе и искренности. Она порывисто пожала ему руку.

— Я верю вам, месье, и сделаю все так, как вы говорите.

Заговорщически улыбнувшись, Франсуа наклонился и поцеловал руку мадемуазель де Монплейне.

— Что вы, месье! Руки целуют замужним женщинам, а не старым девам!

— Тетушка, ты — чудо! Ты — старая дева?! Да ты смеешься! Ты моложе нас всех, — воскликнула Леа, бросаясь Альбертине на шею.

— Ты меня опрокинешь, отпусти, мне надо переодеться.

В тот момент, когда Альбертина уже собиралась закрыть дверь комнаты, у входа в дом раздался звонок. Один длинный, затем три коротких. Все замерли, кроме Рафаэля, который спокойно объявил:

— Это Фиалка, он принес мою одежду. Мы с ним договорились об этом сигнале. Вы позволите мне открыть, мадемуазель?

Альбертина устало провела рукой по лбу.

— Делайте так, как считаете нужным, месье, я совершенно не понимаю, что происходит. Лучше уж я пойду к себе.

Прежде чем открыть, Рафаэль спросил у Леа:

— Можно мне пойти в какую-нибудь другую комнату, чтобы переодеться? Я не хочу, чтобы он видел Сару.

— Можете переодеться в комнате Франсуазы. Третья дверь справа… Подождите, идет Эстелла.

Леа устремилась к ней и, несмотря на протесты служанки, затащила ее на кухню.

Наконец тому, кого Рафаэль называл Фиалкой, открыли дверь. Он вошел, держа в руке тяжелый чемодан.

— Здравствуйте, месье и мадемуазель, здравствуйте, месье Рафаэль. Я взял все, что смог. И успел как раз вовремя: только я завернул за угол, как на улице появились фрицы.

— Ты не забыл гримерный набор?

— Не волнуйтесь, все здесь.

— Спасибо, малыш. За тобой не следили?

— Вы шутите!.. Еще не родился тот, от кого бы Фиалка не оторвался, когда захочет.

— Ты нашел укрытие?

— Да, на улице…

— Скажешь мне позднее, на какой. А сейчас пойдем — поможешь мне одеться.

— Первый раз, месье Рафаэль, вы изъявляете желание, чтобы я вас одевал , — ухмыльнулся Фиалка.

Маль толкнул его в комнату Франсуазы и плотно закрыл дверь.

Леа и Франсуа остались одни; у обоих в глазах читалось одинаково страстное желание.

— Я хочу тебя.

— Я тоже… но как?

— Идем на «холодную» половину.

— Но там же просто мороз!

— Я согрею тебя…

— Мы не можем оставить Сару одну.

— Она спит. Пойдем…

Обнявшись, они вошли в темную комнату. Леа зажгла маленькую лампу, стоящую на низком столике возле канапе, накрытого белым чехлом, как, впрочем, и вся мебель в гостиной, где свернули даже ковры. В таком виде комната была похожа на место свиданий призраков. Здесь царил страшный холод.

Руки Франсуа обвились вокруг Леа. Вцепившись друг в друга, покачиваясь, они подошли к канапе и, мешая слова и поцелуи, упали на него, подняв облачко пыли.

— Я так испугался, когда Марта сказала, что ты ищешь меня…

— Я уже думала, что ты никогда не придешь…

— Мне не хватало тебя, девочка… Я без конца думал о тебе и не мог спокойно работать…

— Молчи, поцелуй меня…

Под грубой некрасивой ночной сорочкой руки Франсуа, не переставая, ласкали обнаженное, дрожащее от холода и наслаждения тело Леа. Она нетерпеливо прижалась животом к телу любовника. Страх, гестапо, пытки, смерть, Сара, Камилла, Лоран — ничего больше не существовало, кроме страстного желания отдаться этому мужчине, каждое прикосновение которого было наслаждением.

Когда он проник в нее, ее ноги обвились вокруг его тела, словно стремясь как можно крепче ухватить свою добычу.

Слившись в этом объятии, они чувствовали себя пленниками друг друга. Но пленниками слишком усталыми и счастливыми, чтобы пытаться освободиться…

Холод восторжествовал над их блаженством. Они привели себя в порядок и покинули комнату, где белый чехол продолжал хранить отпечаток их тел.

Бесшумно вошли они в спальню, где лежала Сара. Серый цвет постепенно сходил с ее лица, дыхание стало ровным: она спала. Рука в руке, двое возлюбленных с нежностью смотрели на нее.

— Она была вашей любовницей? — тихо спросила Леа.

— Это вас не касается, душа моя; сейчас это не имеет никакого значения. Я считаю ее своей лучшей подругой. Это единственный человек в мире, уважением которого я дорожу больше всего.

— А я?

— Вы? Это не одно и то же, вы еще ребенок. Даже война и это, — произнес он, указывая на изувеченное лицо Сары, — не смогут заставить вас повзрослеть и перейти в категорию взрослых.

— Думаю, что вы ошибаетесь. Просто вас устраивает видеть во мне только беззаботного ребенка, маленькую симпатичную зверушку, которую можно использовать, когда взрослый большой мужчина, каким вы себя считаете, нуждается в легкодоступном и красивом теле. Я — женщина, мне двадцать лет, да и вы не так уж стары. Я даже не знаю вашего возраста. Сколько вам лет?

Он с улыбкой смотрел на нее.

— Решительно, даже в этом малоэротичном одеянии вы выглядите очень соблазнительно.

— О! Боже мой! Я совсем забыла об этом ужасном халате. Мне нужно переодеться, вы ничего не потеряете, если немного подождете…

Когда Леа вернулась, одевшись в связанные Лизой свитер и кардиган из темно-красной ангорской шерсти, короткую черную плиссированную юбочку, открывавшую ее красивые ноги, и свои лучшие черные шерстяные чулки, Франсуа, сидя на постели, разговаривал с Сарой. Боясь им помешать, Леа остановилась посреди комнаты.

— Дорогая моя, иди сюда, — едва слышно произнесла Сара.

Леа колебалась.

— Подойдите, вы — первая, о ком она сразу же спросила.

Сара протянула ей руку.

— Подойди поближе.

Леа послушно села возле кровати больной.

— Я так счастлива, что тебе стало лучше! Тебе очень больно?

— Франсуа дал мне капли. Спасибо тебе за все, что ты для меня сделала.