Режин Дефорж - Авеню Анри-Мартен, 101

— Нет, спасибо. До свидания, Леа, береги себя.

— До свидания, Люсьен.

Моросил мелкий дождь. Стояла кромешная тьма, и женщины постоянно спотыкались на неровностях дороги. До Монтийяка они не обменялись ни словом. Все так же молча они обнялись возле Лестницы, ведущей в спальни. Согнувшись, словно под грузом тяжкой ноши, Бернадетта Бушардо поднялась по ступеням.

Леа повернула в двери ключ и задвинула тяжелый засов. В гостиной она проверила, плотно ли закрыты окна. Автоматически делая в темноте эти привычные движения, она улыбнулась, подумав про себя: «Я — точно, как мой отец: каждый вечер проверяю, как заперты окна и двери. В кабинет идти не нужно, я все там закрыла, прежде чем отправиться в Бельвю.

А, черт побери… Я же забыла погасить маленькую лампу!»

Отворив дверь в кабинет, Леа ахнула: удобно устроившись по обе стороны горящего камина, в комнате мирно беседовали Камилла и Франсуа Тавернье.

Леа в изумлении замерла на пороге.

Одним прыжком Франсуа оказался рядом и крепко, до боли, обнял ее. Он был здесь!.. Он приехал!.. Теперь она может не бояться, он защитит ее…

— Ну, вот и хорошо. Оставляю вас одних. Вот видите, как Леа счастлива встрече с вами! — сказала Камилла, вставая.

Продолжая обнимать Леа, Франсуа поцеловал молодой женщине руку.

— Спасибо, мадам д’Аржила, что составили мне компанию, несмотря на вашу усталость.

— Руфь постелила вам в комнате для гостей. Леа покажет. Спокойной ночи.

Они пожирали друг друга глазами, не веря, что могут испытывать от встречи такое удовольствие… Он слегка касался пальцами ее лица, шеи, губ. Закрыв глаза, Леа полностью отдалась наслаждению, рождавшемуся под этими ласковыми прикосновениями. Наконец их губы слились в поцелуе, от которого тело девушки охватила сладостная истома. Руки, прекрасные и искусные руки, медленно расстегивали ее одежду… Вскоре она была нагой, ослепительно нагой. Ее тело, освещенное последними отблесками огня, несмотря на свою хрупкость, создавало впечатление какой-то необузданной силы, нежности и одновременно неразрушимой мощи. Сидя у ее ног, Франсуа зачарованно смотрел на нее снизу ввеох. Он медленно поднялся, и Леа тоже начала раздевать его. Но ее нетерпеливые пальцы были слишком неловкими. Легким движением отстранив ее руки, он в мгновение ока скинул с себя всю одежду. Ничуть не стесняясь своей наготы, он поднял Леа и отнес на старое канапе, сидя на котором, отец так часто утешал ее в детстве. Это воспоминание, запах и мягкое прикосновение кожи перенесли Леа в детство. Прикрыв веки, она увидела перед собой лицо отца. Она резко открыла глаза. Склонившись над ней, Франсуа ласково шептал ее имя.

— Иди ко мне, — сказала она.

Они долго любили друг друга, и с каждым разом в них рождалось новое, еще более острое желание…

Изнуренные этой ночью любви, на рассвете они погрузились в короткий сон. Их разбудили первые лучи солнца. Пошатываясь, с полубезумными улыбками, они кое-как оделись.

Леа втолкнула Франсуа в комнату для гостей и закрыла за собой дверь на ключ. Они сорвали с себя одежду, бросились на кровать и забрались под большое атласное одеяло. Прижавшись друг к другу, Леа и Франсуа крепко уснули.

— Леа, Леа, пора вставать… Да где же она?

Лаура постучала в дверь спальни Камиллы.

— Здравствуй, Камилла, ты не видела Леа? Скоро полдень, и должен явиться к обеду Морис.

— Здравствуй, Лаура. Нет, сегодня я ее еще не видела. Может быть, она в саду или в огороде?

— Нет, там я уже смотрела. Ее велосипед на месте… Может быть, она со своим другом, который приехал вчера вечером?.. Тебе не кажутся странными люди, без предупреждения появляющиеся в доме среди ночи?

— Месье Тавернье всегда был большим оригиналом…

— Ой! Извини, я забыла на плите крем…

Как только она ушла, Камилла постучала в дверь комнаты для гостей.

— Месье Тавернье, пора вставать, уже полдень.

— Спасибо, мадам д’Аржила, встаю… Любовь моя, просыпайся…

Леа приоткрыла глаза и потянулась.

— Ах, как хочется спать…

— Дорогая, нужно вставать. Уже полдень.

— Как полдень?!

В одно мгновение она оказалась на ногах.

— Скорее, скорее, нам нельзя терять ни минуты. Сейчас придет гость Лауры.

— Немного подождет.

— О! Нет, я бы предпочла, чтобы он не ждал. Но вы!.. Вы не можете здесь оставаться.

— Да почему? Ты что, стыдишься меня? — сказал он, повалив ее на кровать.

— Перестань дурачиться. Это очень серьезно. Где моя юбка?.. Я нашла только один чулок… атуфли… Помоги мне.

— Смотри-ка, что я нашел!

Она вырвала у него из рук свою комбинацию.

— Скорее приводи себя в порядок; я пойду переоденусь и зайду за тобой.

Франсуа попытался обнять ее, но Леа ловко ускользнула.

Вскоре Леа вернулась в комнату; на ней было короткое голубое шерстяное платье матери, перешитое Руфью, волосы высоко зачесаны. Тавернье уже побрился и завязывал галстук.

— Как ты красива! — восхищенно глядя на Леа, сказал Франсуа. Продолжая смотреть на нее, он надел пиджак.

— Как вы элегантны!.. — отметила в свою очередь Леа. — Еще немного, и можно было бы подумать, что вы одеваетесь в Лондоне.

— Ну, на такое я бы не решился. Однако в Париже еще остались превосходные портные, надо только хорошо заплатить… Расскажи-ка мне о госте, визит которого приводит тебя в такое волнение.

Леа коротко пересказала ему то, что узнала от дяди и что слышала о компании Мориса Фьо; поделилась сомнениями по поводу визита Рафаэля Маля и поведения Матиаса.

— Рафаэль еще жив? — прервал ее Франсуа.

— Живее быть не может… Но Морис Фьо, гость Лауры, хуже всех. Вот почему я считаю, что вам с ним лучше не встречаться. Ты понимаешь?

— Прежде всего, Леа, давайте решим: вы будете говорить мне «ты» или ты будешь говорить мне «вы».

— Мне нравится говорить тебе «вы», — сказала она, подставляя ему губы.

Им помешали топот и крики на лестнице. Леа приоткрыла дверь.

— Я уже иду! Камилла, скажи Лауре, чтобы она поставила еще один прибор.

— Но…

— Делайте, что я говорю.

— Лаура!.. — позвала Камилла.

— Да?

— Ты догадалась поставить еще один прибор для месье Тавернье?

— Ну конечно!

Леа закрыла дверь.

— А если Морис поймет? — тихо спросила Леа у Франсуа.

— Что поймет?

— Что вы участвуете в Сопротивлении…

— Ну и что?

Леа топнула ногой.

— Прекратите надо мной издеваться! Как я должна вас представить?

— Скажите, что я парижский коммерсант, приехал к бордоскому коллеге и решил заехать к вам повидаться.

— Но когда он встретится с Рафаэлем…

— Да Бог с ним, с этим Рафаэлем, больше всего он опасен для себя самого. Идемте, душа моя, мне не терпится увидеть, на что похож французский гестаповец из Бордо.