Режин Дефорж - Голубой велосипед

Когда к часу дня они остановились перекусить, оказалось, что машина проехала около тридцати километров.

В бане одного из селений удалось помыться, что придало им немного сил. Камилла выглядела плохо, черты ее лица обострились. Хотя временами ее лоб покрывался потом, из уст ни разу не вырвалась жалоба. Старуха, имени которой никто не знал, покачивала головой во вдовьей шляпке, повторяя с занудной монотонностью:

— Мишель, пригляди за детьми. Жорж, Лоик, вернитесь!

— Заставьте ее умолкнуть! — взорвалась Леа. — Заставьте ее умолкнуть!

Камилла обняла женщину без имени за сутулые плечи.

— Не тревожьтесь, мадам. Лоику и Жоржу нечего бояться, они со своей мамой.

— Мишель, пригляди за детьми…

Усталым движением исхудавшей руки Камилла прикрыла глаза. Пальцы стали так тонки, что она была вынуждена снять обручальное кольцо из боязни его потерять.

— Вы совсем не умеете управляться с пострадавшими рассудком, — произнесла Жозетта, постучав себя пальцем по лбу.

Взяв старуху за руку, она грубо ее дернула.

— Мамаша, или ты замолчишь, или тебя оставят на краю дороги. В пекле ты увидишь и своего Жоржа, и своего Лоика!

— Жозетта, как тебе не стыдно так обращаться с этой бедной женщиной! Отпусти ее! — воскликнула Камилла.

Жозетта неохотно подчинилась. Какое-то время каждый молча ел свое крутое яйцо или кусок колбасы, в то время как по узкому шоссе под побелевшим от зноя небом продолжалось скорбное шествие. Даже старуха, задремав, затихла.

— Надо трогаться, — сказал Матиас.

Они добрались до пригородов Орлеана, когда опустилась ночь. Ни одной открытой лавки, ни одного открытого дома; вслед за другими бежали и орлеанцы. Шатодэнский бульвар и предместье Баннье подверглись бомбежке. Внезапно разразилась сильнейшая гроза, еще более замедлив движение в никуда всех этих людей, выброшенных безотчетным страхом на дороги. Каждый устраивался, как мог, и находились не стеснявшиеся взламывать двери и окна покинутых жилищ.

Гроза закончилась так же внезапно, как и началась. Из разграбляемых домов выныривали тени, уносившие, не слишком скрываясь, картины, вазы, часы, шкатулки. Мародеры приступили к своей гнусной работе.

— Боюсь, нам придется переночевать в машине, — сказал Матиас, который за час не продвинулся ни на шаг.

— Мадемуазель, мадемуазель, мадам в обмороке!

— Ну что я могу сделать! Попробуйте дать ей капли.

Взяв протянутый Леа пузырек, Жозетта отлила микстуру в крышку термоса. Постепенно Камилла пришла в себя.

Они снова смогли продвинуться вперед на несколько метров.

Отупевшая толпа людей текла через предместье Баннье, но глядя перед собой и обтекая с двух сторон автомобиль. Не будь шума двигателей, тележных колес и медленного шарканья ног тысяч людей, можно было подумать, что в ночи, все еще рассекаемой белыми вспышками молний, видишь молчаливое шествие призрачной армии к месту ее неведомого назначения.

Справа виднелась почти пустынная улица. Людскую массу удерживало вместе отупение от множества перенесенных страхов и страданий. Что касается водителей автомобилей и возчиков телег, те спали на ходу. У перекрестка Матиас свернул и осторожно, с выключенными из-за боязни налета авиации фарами, углубился в темноту. Они оказались в районе, разрушенном недавней бомбардировкой. Над почерневшими развалинами стоял запах мокрой сажи и сырых подвалов. Несмотря на жару, Леа зябко передернула плечами. Они остановились на обсаженной липами маленькой площади, которую бомбы пощадили. Разминая затекшие за долгие часы неподвижности руки, все вышли из автомобиля. Каждый пошел оправиться за дерево.

Жозетта помогла Камилле улечься на газоне.

— Мне холодно, — прошептала Камилла.

Горничная прошла к машине, чтобы взять плед и накрыть ее. Прижав руки к животу, Камилла поблагодарила грустной улыбкой.

— Мадам, вам больше ничего не нужно?

Камилла отрицательно качнула головой и закрыла глаза.

Безымянная старуха углубилась в едва расчищенную от обломков улицу.

— Мишель, пригляди за детьми…

Прижавшись друг к другу, обнявшись за талию, Матиас и Леа шли вокруг площади.

У небольшого садика запах роз стал дурманящим. Матиас толкнул деревянную калитку.

Молодые люди оказались в тоннеле переплетшихся кустов роз. Белых, как можно было догадаться. Они уселись на широкой скамейке, где были брошены подушки, с наслаждением вдыхая напоенный ароматами цветов воздух.

Как далеко была от них в то мгновение война!

Стоило лишь закрыть глаза, как они мгновенно перенеслись в Монтийяк, на еще горячую от послеполуденного солнца скамью, где бывало, сидели лицом к виноградникам, спиной прижимаясь к каменной стене, по которой карабкался усеянный пахучими белыми цветами куст роз. Во время долгих летних вечеров, когда закат золотом обрызгивал старые камни, черепицу погребов и потемневшие доски сараев, они обязательно там останавливались. В те мгновения от земли веяло покоем, к которому были так чутки все обитатели Монтийяка.

Матиас сжал ее крепче. В объятиях друга детства Леа впервые за долгое время почувствовала себя в безопасности. Ее заставили вздрогнуть всплывшие в памяти картины их забав на стогах сена, беготни по лугам среди высокой травы, опьянения при сборе винограда, велосипедных гонок по склонам Сен-Мексан и встреч при свете луны, когда они отправлялись на обследование пещеры в Сен-Макере или «каменных мешков» замка герцогов д'Эпернонов в Кадийяке.

Их губы страстно сомкнулись, дыхание перемешалось. Всю свою жажду жизни вложили они в этот поцелуй. Сильными руками Матиас только что не сорвал легкую блузку Леа. Ее тело облегала измявшаяся комбинация из белого шелка. Бретельки соскользнули, обнажив груди, соски которых задели влажную от пота гимнастерку. Грубая ткань заставила их напрячься еще больше. В них со стоном впился рот Матиаса. Леа мягко оттолкнула голову друга.

— Прекрати, Матиас, прошу тебя.

— Но почему?

Она ответила:

— Ты слишком увлекся.

— Тебе не хочется?

— Напротив. Но давай подождем немного.

Как же сильна была у этой пары, лежавшей в измятой одежде на деревянной скамейке с запрокинутыми головами, опьяненной запахом роз, уверенность в том, что вся жизнь у них впереди!

Пробило два часа.

— Леа, тебе надо хоть немного поспать.

Даже не поправив комбинацию, девушка вытянулась на скамейке и положила голову на ноги друга. Заснула она мгновенно. Он долго с нежностью смотрел на спящую. Вокруг было темно, лишь чуть белели ее груди. Чтобы избежать искушения, не охватить их ладонями, не впиться в них губами, Матиас поправил белье, застегнул блузку. Потом закурил сигарету.

После тревожного сна Камилла какое-то время не могла сообразить, где же она.