Режин Дефорж - Голубой велосипед

— Это слишком опасно, вы и сами погибнете.

— Месье, это единственное, о чем я молю Бога. Забрав их у меня, Господь лишил меня всего.

— Я не могу вас бросить одну, мадам.

— Надо, надо, месье. Вспомните о двух молодых женщинах, едущих с вами, о ребенке, которого носит одна из них. Они нуждаются в вас. Я уже нет.

— Прошу вас, мадам.

— Не настаивайте.

Франсуа подошел к Леа и Камилле, которую поднял на руки. «Как пушинка», — подумал он. Мягко уложив ее на заднем сиденье, сел за руль.

— Вы едете? — обратился он к Леа, которая продолжала стоять, будучи не в состоянии оторвать взгляда от трех тел.

Не сбросив бомб, пронеслись самолеты.

В Сен-Марсо французские солдаты больше не стреляли. Ворвавшись в Орлеан через Бургундское предместье, немцы не встретили сопротивления. На Мотт-Санген они соорудили въезд на железнодорожный мост, который не был взорван. К четырем часам пополудни первые танки пересекли Луару по железнодорожным путям и присоединились к тем, которым удалось проскочить по мосту Георга V до его взрыва. Несмотря на мужественное сопротивление солдат в орлеанском депо, имевших для обороны моста всего лишь старую уложенную на кирпичи пушку, превосходящие их огневой мощью и численностью немцы вынудили их отступить к улице Дофин, оставив многочисленных убитых, и установили у въезда на мост три небольших орудия.

К пяти часам первые части врага вышли на площадь Круа-Сен-Марсо и на каждом перекрестке установили пулеметы. Несколько растерянных жителей, оставшихся в своих домах, вышли из подвалов и удивленно взирали на солдат-победителей, про которых им долгие месяцы долбили, что те голодают, голы и босы. Женщина неопределенного возраста не удержалась и подошла потрогать сукно на шинели молодого офицера, который вежливо с ней поздоровался:

— Добрый день, мадам.

Ошеломленная женщина расплакалась и побежала, крича:

— Нас обманули!

В то же время французские солдаты вступали в Орлеан через предместье Банньс.

— Будьте начеку, немцы уже здесь.

— Это невозможно, — воскликнул лейтенант. — Они у нас в тылу.

Едва успел он отдать приказ, чтобы солдаты заняли оборонительную позицию, как по бульвару Сент-Эверт стали прибывать моторизованные части противника. После короткой перестрелки французские солдаты сдались. Были убиты лейтенант и двое его подчиненных. Немцы согнали своих пленных во временный, окруженный пулеметами лагерь на Мотт-Санген. Вечером туда доставили новых военнопленных.

Отовсюду доносились стоны раненых, перекличка спасателей, ухала пушка, бушевали пожары, стихал треск французских пулеметов, сбежавшие из приюта Флери сумасшедшие пробирались среди развалин, и от взрывов их смеха дрожь пробирала тех, кто уцелел. Тогда же сбежавшие из тюрем преступники грабили немногие уцелевшие от огня лавки. Больше не было мэра, муниципального совета, покинутый и разрушенный город остался без защиты.

Надвигалась первая ночь долгой оккупации Орлеана.

Поздней ночью они проселочными дорогами доехали до деревни Ля Тримуй во Вьенне. В глубине машины бредила Камилла, ее лицо было покрыто холодным потом. На деревенской площади, у реки, прямо на земле спали беженцы. Открылась выходившая на улицу дверь кафе, и оттуда пробился слабый желтый луч света. Заведение было забито народом. Остановив машину, Тавернье вышел. В нос ему ударил запах пива, дыма и грязи.

— Кружку пива, — попросил он усатого хозяина, облокотившись о стойку.

— Не осталось.

— Тогда коньяку.

— То же самое, весь продан.

— А ром?

— Нет ничего. Даже лимонада. Они все выпили.

— А что можете предложить?

— Есть анисовка.

— Сойдет.

Никогда Франсуа Тавернье не пил с таким наслаждением анисовую водку. Заказав еще рюмку, он отнес ее Леа, усевшейся на пороге кафе, у открытой двери. Даже не поблагодарив, она жадно схватила анисовку и выпила.

— Вы не спросили, где найти врача?

— Еще нет. Как она?

Леа только пожала плечами.

Франсуа вернулся в кафе.

— Не подскажете ли адрес врача?

— Никого больше нет. Папаша Винью умер, а тот, кто его заменил, сломал ногу. Надо ехать или в Монморийон или в Блан, там есть больницы.

— Какой город ближе?

— Монморийон. Двенадцать километров.

— Там есть гостиница?

Хозяин расхохотался.

— Гостиница!.. Подайте этому месье гостиницу! Их много, но вам не найти даже уголка, где можно приткнуться, даже свободной подстилки. Людей везде, что сельдей в бочке… К тому же неизвестно откуда поступил приказ гражданских дальше Монморийона не пропускать. Там тысяч пятьдесят крутится, словно белки в колесе.

— А в Блане?

— То же самое. Да еще бомбежки. Местный начальник приказал заминировать мост.

— Франсуа, скорее! Камилла умирает!

Возглас Леа оборвал разговор.

— С вами больная?

— Да, беременная женщина.

Не переставая протирать стакан, к ним подошла хозяйка, полная особа с сердитым лицом.

— Может, я смогу вам помочь. Когда будете в Монморийоне, переправьтесь через Старый мост, затем по правую руку найдете улицу Пюи-Корне. Четвертый дом слева — дом моей двоюродной сестры мадам Трийо. Передайте ей, что это я, Люсьена, вас к ней послала. Если будет в состоянии, она вам поможет.

Франсуа Тавернье крепко пожал ей руку.

— Огромное спасибо, мадам.

Она буркнула:

— Не за что, не за что!

Проезд через Монморийон был незабываем. Улицы и площади забиты транспортом. Церкви, а также школа и зал собраний превращены в ночлежки. Немало поблуждав и не встретив никого, кто мог бы показать дорогу, они наконец нашли Старый мост, а затем и узенькую улочку Пюи-Корне.

Леа уже отчаялась достучаться, когда дверь приоткрылась.

— Что это такое? Как можно так поздно беспокоить людей?

— Вы не мадам Трийо? Меня прислала ваша сестра Люсьсна.

Дверь распахнулась.

— Люсьена? Чего она хочет?

— Ничего. Просто она сказала, что, вероятно, вы окажетесь в силах нам помочь. Моя подруга больна.

— Что с ней?

— Она беременна и вот уже много часов в обмороке.

— Бедняжка. Входите.

Франсуа с безжизненной Камиллой на руках прошел в небольшой домик.

— У меня тесновато. Тут еще родственники из Парижа вчера приехали. Осталась только моя комната.

— Но, мадам…

— Пожалуйста, без церемоний. Мы, женщины, обязаны помогать друг другу в подобном положении. Помогите-ка мне сменить простыни.

Вскоре Камиллу уложили в постель мадам Трийо, одев в одну из ночных рубашек доброй женщины.

— Еще не все. Теперь надо отыскать врача. Сейчас они работают без передышки. Сначала загляну к доктору Сулару. Если он еще не вернулся, пойду к доктору Рулану. Человек он строгий, но врач хороший.

Она накинула старенькое пальтишко.