Татьяна Александрова - День рождения Лукана
- Название:День рождения Лукана
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Литагент «ПСТГУ»050b4b88-f623-11e3-871d-0025905a0812
- Год:2013
- Город:Москва
- ISBN:978-5-7429-0826-5
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Татьяна Александрова - День рождения Лукана краткое содержание
«День рождения Лукана» – исторический роман, написанный филологом, переводчиком, специалистом по позднеантичной и раннехристианской литературе. Роман переносит читателя в Рим I в. н. э. В основе его подлинная история жизни, любви и гибели великого римского поэта Марка Аннея Лукана. Личная драма героев разворачивается на фоне исторических событий и бережно реконструируемой панорамы Вечного Города. Среди действующих лиц – реальные персонажи, известные из учебников истории: император Нерон и философ Сенека, поэты Стаций и Марциал, писатель-сатирик Петроний и др.
Роман рассчитан на широкий круг читателей, интересующихся историей.
День рождения Лукана - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
По возвращении домой она заставила мужа выпить ге́мину [109]несмешанного вина с толченым корнем тимьяна, что считалось действенным средством от печали, и уложила спать в надежде, что завтрашний день принесет нечто лучшее.
3
Огорчение от неудачных рецитаций понемногу забылось, и Лукан с удвоенным рвением взялся за продолжение поэмы. И вновь в тиши библиотеки Полла внимала его чтению:
Знайте, бойцы, лишь на краткую ночь еще вы свободны:
Надо последний свой час в это малое время обдумать.
Жизнь не бывает кратка для того, кто в ней время имеет,
Чтоб отыскать свою смерть, и слава – не ниже той смерти,
Юноши, если идти грядущей судьбине навстречу.
Жизни неведом нам срок, – и всем одинаково славно,
Гибель рукою маня, обрывать последние миги,
Юные годы терять, на которые много надежды
Мы возлагали пред тем. Никто тут желать себе смерти
Не принужден. Путь к бегству закрыт, грозят отовсюду
Граждане – наши враги: но всяческий страх исчезает,
Если решишь умереть; пожелай же того, что так нужно!..
Ее тревожили эти размышления о ранней смерти, но радовало то, что в новой, четвертой, книге не было столь пугающих описаний страданий. Однако эти ее сугубо женские тревоги и радости уступали место восхищению его стихом, его даром. Откуда, правда, он берет эти созвучия? Как они рождаются в его душе, в его уме? Как будто для него естественнее говорить стихами, чем прозой! Нет, он определенно любимец муз, может быть даже… полубог! Он, такой родной и близкий, ее Марк, которого она знает и любит со всеми его слабостями, подчас совсем детскими и забавными, как, например, его мальчишеское пристрастие к каленым орехам или неизжитая привычка грызть ногти, – но в котором всегда остается какая-то непостижимая загадка…
Следующим ударом стала для них отставка Сенеки. После смерти Бурра было уже ясно, что она не заставит себя долго ждать. У Нерона появились новые приближенные, наиболее видное место среди которых занимал сменивший Бурра на посту префекта преторианцев Софоний Тигеллин, человек темного происхождения, уже немолодой, но не уступавший распутным юнцам в тяге к самому гнусному разврату. Эти новые любимцы внушали цезарю, что Сенека лишь прикрывается маской стоического философа, на самом же деле одержим страстью к наживе, что именно непомерные проценты, которыми философ обложил Британию, привели к восстанию в этой стране, что богатством своим он превосходит самого принцепса и к тому же стремится затмить его в поэтической славе, ибо, не довольствуясь сочинением философских трактатов, все чаще пишет стихи.
Узнав о таких обвинениях против себя, а также заметив, что цезарь стал все настойчивее избегать его общества, Сенека добился личного приема и сам попросил бывшего воспитанника отпустить его на покой, оставив ему немногое для достойной и безбедной жизни, излишками же его имущества распорядиться по своему усмотрению. Нерон ответил притворно-благосклонной речью, заверив наставника, что отнюдь не считает его богатство чрезмерным и не видит причин для его сокращения. Обменявшись такими любезностями, они расстались с видимостью былой приязни, однако к прежнему образу жизни Сенека не вернулся и удалился в свое небольшое поместье в двух милях от Рима. Перед отъездом он навестил племянника в его доме.
Как обычно, философ казался бодрым. Только несколько излишняя напористость его речи и небывалая откровенность выдавали его глубокое волнение.
– Ну что ж, дети мои! У меня на старости лет начинается новая жизнь, – сказал он с усмешкой, усевшись в предложенное ему кресло. – Наверное, оно и к лучшему. Я давно мечтал об ученом досуге – теперь остаток моей жизни будет посвящен ему. Моя Паулина останется довольна: наконец-то я смогу уделять ей достаточно внимания. И буду рад видеть вас обоих у себя в гостях. Помнишь, Марк, как мы с тобой в прежние годы говорили о небесных явлениях? Я показывал тебе созвездия, рассказывал, как каждое из них называется и почему… Полла, ты не поверишь, но я помню твоего мужа и певца фарсальской битвы еще младенцем с первыми зубками – тебе, Марк, не было и года, когда тебя привезли сюда из Испании. Младенцы – они, конечно, все одинаковы, но ты, казалось, отличался от всех: ты был уже таким смышленым! С каким интересом мы тогда наблюдали за твоими первыми шагами, первыми словами… Это было горестное для нас время, когда у нас один за другим умирали дети, поэтому твоя жизнерадостность нас особенно восхищала.
Полла, слушая его, умиленно заулыбалась, Лукан же недовольно нахмурился.
– Ну а потом нам с тобой надолго пришлось расстаться, – продолжал Сенека, – и, вернувшись с Корсики, я вновь увидел тебя наполовину беззубым, но уже девятилетним мальчуганом. Правда, отсутствие зубов можно было заметить, только когда ты улыбался, а улыбался ты поначалу мало, был серьезен, как юный Катон. Как выяснилось, это было всего лишь из-за того, что кто-то из взрослых над тобой пошутил, а ты обиделся. Но мы с тобой быстро подружились. В этом возрасте ты был уже личностью! С тобой было по-настоящему интересно говорить. Твои вопросы нередко ставили меня в тупик, заставляли по-новому взглянуть на то, что я, казалось, прекрасно знал. Эх, жаль, мой милый, что по моей должности не ты был моим главным воспитанником! Хотя, несомненно, ты им стал. Короче, если пожелаешь, можно возобновить эти наши беседы.
Теперь, когда я свободен, я смогу заняться делами потомков, и, пожалуй, постараюсь изложить связно то, что знаю о природе. Тайны ее необъятны, она еще только ждет своих истинных исследователей. Возможно, есть еще неоткрытые острова, целые материки. Помнишь, как я писал в своей «Медее»? Я и сейчас подпишусь под каждым словом! – Сенека, не вставая, театрально воздел руку и прочитал с каким-то пророческим вдохновением:
…Нигде никаких нет больше границ,
На новой встают земле города,
Ничто на своих не оставил местах
Мир, открытый путям,
Индийцев поит студеный Аракс,
Из Рейна перс и Альбиса пьет,
Пролетят века, и наступит срок,
Когда мира предел разомкнет Океан,
Широко простор распахнет земной,
И Тефия нам явит новый свет,
И не Фула тогда будет краем земли…
Может, построить нам, пока есть средства, корабль и отправиться всем в неизведанное странствие, туда, за Геркулесовы столпы, где садится солнце? Как вам такая идея? – Он лукаво подмигнул и засмеялся. – Словом, если вы, дети мои, думаете, что я сломлен неудачей и жалею о несбывшейся надежде устроить здесь и сейчас новое идеальное государство, вы ошибаетесь! Я близко видел трех принцепсов: Га я Цезаря, оболваненного [110]Клавдия и, наконец, Нерона – если не считать божественного Августа, при котором прошло мое детство, и Тиберия Цезаря, которого я видел лишь раз или два, потому что он почти не появлялся в Городе. С приходом каждого нового у меня в душе зарождались новые надежды. Но всякий раз они разбивались вдребезги. Что греха таить: попав в наставники к Нерону, я мнил, что присутствую при начале благодатнейшего века. Я полагал, что мальчик столь нежного возраста будет как податливый воск в моих руках. Я верил, что мне удастся побороть устойчивое предубеждение нашей затхлой сенатской знати против власти принцепсов, показав им достойный пример того, каким может быть принцепс. Я до последнего надеялся, что в нем проснется дух его славного деда, Германика. Но проснулся – увы! – потомственный Домиций Агенобарб, только еще с изощренным коварством Агриппины и изобретательной жестокостью Га я Калигулы. Неслучайно именно он мне приснился в первую же ночь после того, как я согласился на эту должность… М-да… – Сенека тяжело вздохнул и продолжал задумчиво, как будто для себя одного: Бывают люди легкие, как птицы… Думаешь, держишь за лапу – оказывается, за перо. Рванулся и унесся, оставив у тебя в руках перышко… Как в случае с известным македонским царем, напрасно носящим имя «Великого»: обучали его всяким тонкостям, требующим прилежного внимания, но они оказались непосильны для безумца, простирающего свои хищные помыслы до границ круга земного. В общем, вот к какому выводу я пришел: идеальный правитель – исключительная редкость, идеальное государство в земной жизни – недостижимо. Более того, бывает, что государство доходит до той стадии разложения, когда мудрецу в нем делать нечего. Ничто нельзя пересоздать извне, только изнутри. Пока человек сам не захочет созидать свой дух, ему не нужен наставник. Не только другой человек, но и ни одно божество не в силах заставить его это делать. Если ты сам не стремишься вверх, неизбежно покатишься вниз. Ну да ладно, что-то я разговорился! Старею, видно. Обо всем этом мы сможем побеседовать и потом. Я не для того навестил вас именно сейчас…
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: