Татьяна Александрова - День рождения Лукана

Под сенью мелколиственного дуба, рядом с мирно журчащим ручейком к их приезду уже были водружены пиршественные ложа и столик. Поллий и Стаций возлегли, Полла села, как всегда прямо и собранно. Проворные рабы покрыли ложа коврами, а сто лик – скатертью. Принесли пурпурное вино, местное, суррентинское, и закуску: свежих устриц, «мину-тал» – мелконарубленные овощи, политые уксусом, «оксикомин» – маринованные маслины с тмином.

– Я никак не расспрошу тебя о главном, Стаций! – начал Поллий. – Что ты сейчас пишешь? Я слышал, что ты давно работаешь над какой-то поэмой. Расскажи, что ты сочиняешь.

– Эпос о походе семерых против Фив, – ответил Стаций. – Уже близится к концу.

– Это в высшей степени интересно! – воскликнул Поллий. – Почитай что-нибудь! Хотя бы начало! В начале обычно сказано главное.

Стаций пригубил вино из стеклянного кубка, потом набрал воздуха в легкие и, опустив глаза, начал читать своим глуховатым голосом:

Он нерешительно поднял глаза, не зная, продолжать ли. Поллий сидел понурясь, как будто чем-то огорченный. Зато Полла смотрела на него не отрываясь, широко открытыми глазами. Уловив паузу, Поллий, прервал его:

– Стих твой прекрасен. Но опять «братоубийственный бой»… Что влечет вас, поэтов, к таким темам? – Стаций уловил намек на Лукана. – Можно ли петь об этом, сохраняя душевное равновесие? Отчего не избрать тему более мирную, спокойную?

– Каждый пишет о том, что глубже всего запало ему в душу, – ответил Стаций. – Но если и воспоминание о походе семерых против Фив тебя огорчает, я, конечно, не буду смущать твой покой…

– Да нет же! Как бы тебе объяснить! – растерянно забормотал Поллий. – Не о семерых против Фив…

– Я догадываюсь, что ты имеешь в виду другие распри. Да, я и подразумевал – те, которые прошлись по судьбе нашего поколения. Но я предпочитаю, чтобы события нашего времени лишь угадывались сквозь покров мифа. Так больше свободы. И кроме того, уходит то наносное, поверхностное, что свойственно современности. Остается самое ядро. А миф – это целый мир. Мой мир, я привык в нем жить. Он помогает увидеть…

Внезапный порыв сильного ветра заставил шелестеть вершины деревьев. Откуда-то из-за гор послышалось воркование грома.

– О, неужто Громовержец решил-таки поразить кого-то перуном? – с преувеличенным удивлением проговорил Поллий, похоже радуясь возможности прервать нежелательную для него беседу. – Пора, давно пора… Эрот, сбегай посмотри-ка, близко ли туча, – обратился он к мальчику-слуге. Тот резво побежал по склону, смешно вскидывая пятки и размахивая руками.

– Ну что ты будешь делать с этими мальчишками? – с досадой пробормотал Поллий. – Сколько им ни повторяй, чтобы вели себя чинно, все впустую… Только порка, ничего другого они не понимают. Надо сказать Гермократу, чтобы поучил.

– Туча выходит из-за гор! Темная! И совсем близко! – крикнул мальчишка.

Впрочем, об этом можно было уже не говорить. Ветер – мощный австр [30]– рванул с новой силой, запрокинув скатерть на углу стола. Еще мгновение – и по листве закапали крупные капли.

– Боюсь, что добраться до верха мы не успеем, – сказал Поллий. – Но тут есть небольшой храм Геркулеса, можно укрыться от дождя в нем. Сдается мне, что дождь этот долгим не будет, переждем. Пойдемте скорее. Слуги все уберут.

С этими словами он поднялся с ложа и заспешил по склону. Однако Полла не торопилась следовать его примеру. Она стала отдавать четкие и быстрые распоряжения слугам, что делать:

– Скатерть, ковры свернуть, и скорее несите их под крышу, чтобы не намокли. Ложа перевернуть. Стол вот сюда, к дереву, положите боком. Вино пусть стоит, ему ничего не сделается. Устрицам и овощам тоже. Берите хлеб, чтобы не намок…

Какой-то внутренний голос подсказал Стацию не спешить за Поллием, но остаться с ней.

Упругие струи дождя хлестнули с внезапной силой. Слуги, унося кто что мог, побежали по склону в том направлении, в каком скрылся Поллий. Полла быстро обернулась к Стацию и улыбнулась:

– К храму нам не поспеть, вымокнем до нитки. Но тут поблизости в скале есть небольшая пещера. Бежим туда!

Она схватила его за руку и увлекла за собой, с молодым проворством устремляясь по тропинке, ведущей к скалам. Стаций едва поспевал за ней.

Пещера и правда оказалась совсем близко. Это была даже не совсем пещера, скорее просто небольшое углубление в скале с навесом сверху. Но два-три человека вполне могли в нем укрыться. Добежав до него, Полла провела руками по лицу и волосам, умываясь дождевой влагой, и весело встряхнула головой:

– Ну вот, прямо как Дидона с Энеем! – воскликнула она со смехом. И тут же добавила:

– Правда, престарелая Дидона с престарелым Энеем. Надеюсь, ты не обидишься на такое определение?

– Я не обижусь, но саму себя ты зря так, госпожа… – возразил Стаций.

Она ничего не ответила.

Они остановились под естественным навесом, и перед ними тотчас же выросла белая стена ливня, от которой в их сторону отскакивали мелкие брызги. Вспышки молний следовали одна за другой, гром грохотал где-то прямо над головой, в воздухе разлилась острая свежесть.

Стаций пытался подобрать слова, чтобы начать разговор с Поллой, но та, не глядя на него и устремив взор на стену дождя, вдруг начала читать наизусть:

Конечно, это была «Фарсалия»! Стаций помнил эти строки и тут же подхватил:

Дальше было уже не про грозу, поэтому Стаций прервал чтение и, не теряя времени, обратился к Полле:

– Я вспомнил тебя, госпожа Полла Аргентария! Не сейчас, уже вчера! Я видел тебя на Нерониях… тридцать лет тому назад.

– Вот как? – Брови Поллы взлетели в удивлении.