Виктор Андриянов - Полынь чужбины

Как и монархистов, противоречия раздирали кадетов. 14 декабря 1922 года в Париже они объявили о роспуске своей партии.

Зато генералы складывать оружие не собирались. В мае 1925 года в Париже было созвано секретное военное совещание русских генералов-монархистов. Сошлись все битые — Деникин, Лукомский, Богаевский, Кутепов, Эрдели... Они поставили вопрос о подготовке всеэмигрантского съезда.

Год спустя такой съезд состоялся, но никого так и не объединил.

Фронт эмиграции был широк. Свое место заняли в нем и Керенский, человек, у которого, по оценке Суханова, «не было ни надлежащей государственной головы, ни настоящей политической школы», и меньшевики, и эсеры. Меньшевистско-эсеровский «Административный центр», созданный в июле 1920 года на средства чехословацких и французских эмигрантских организаций, сколачивал диверсионные группы и банды для вторжения на территорию Советской республики, разрабатывал планы контрреволюционных мятежей.

Истинные цели эсеровской эмиграции раскрыли документы т. н. «Административного центра», попавшие в 1922 г. в ГПУ. Было доказано, что он финансируется империалистическими правительствами, готовит восстание в Советской России, формирует из эмигрантов вооруженные отряды, засылает шпионов.

Осенью 1926 года в Праге собрались представители русской партии социал-революционеров, украинской партии соци-ал-революционеров и белорусской социал-фашистской партии.

Мы располагаем сделанной на их встрече «Записью предварительного собеседования по вопросу о возможности и координирования совместных действий».

«25 октября 1926 г. в Праге.

Присутствовали: В. М. Чернов, В. Я. Гуревич, Г. Шрейдер, Мансветов, М. Е. Шаповал, М. Григорьев, М. Мандрыка, Т. Гриб и П. Кржчевский.

Председательствует В. Чернов...»

Да, тот самый Чернов — виднейший лидер партии эсеров, министр земледелия Временного правительства, председатель единственного заседания Учредительного собрания... Владимир Ильич Ленин буквально пригвоздил его своей характеристикой: «Самовлюбленный дурачок, герой мелкобуржуазной фразы». Такими же «героями» были и остальные участники встречи.

Украинские эсеры, по словам Д. 3. Мануильского, торговали «ненькой-Украиной» на международной ярмарке, «оказались по отношению к ней не сынами, а байструками».

Первым дали слово Гуревичу.

«В крае нарастает кризис большевистской диктатуры,— говорил он.—Необходимо принять участие в ускорении этого процесса. Следовательно, нам, социалистическим партиям Востока Европы, надо координировать действия. Необходимо установление социалистической Лиги народов Восточной Европы. А прежде всего подготовить съезд социалистических партий Восточной Европы, в котором бы приняли участие и финские, и эстонские товарищи. Наше собрание только инициативное. Оно должно образовать общее бюро, которое и должно взять на себя инициативу в проведении всей этой деятельности».

За окном моросил мелкий дождь. Прохожих было мало. Изредка прогромыхивал трамвай. Оставив пивную кружку и подождав, пока выйдет официант, заговорил Шаповал:

«О наших собраниях: необходима более конкретная постановка вопросов. Например: падение большевистской власти — в какой форме? Вопрос о возможности переговоров с теми или иными группами коммунистов-оппозиционеров... Всем ясно: нужна общая акция. Прежде всего для тех элементов, которые действуют на территории СССР. С грузинами и армянами надо договориться. В Париже один наш товарищ виделся с грузинами, и они высказывали мысли, очень близкие нашей. Остается группа племен тюрко-татарских...»

В. Чернов: «О всех практических шагах надо сохранить конспирацию».

В конце принимается следующее решение:

«1. Образовать организационную комиссию из представителей от русских, украинских и белорусских социалистов — по одному.

2. Образовать политическую комиссию по тому же принципу».

Оргкомиссия собрала «социалистов» еще раз — в погребке «Алаверды», привлекавшем гостей титулованными официантами.

Политкомиссия не смогла и этого. Круги времени сошлись над партиями эсеров...

Страны, партии и люди разделялись по отношению к Советскому Союзу. Классовая ненависть довела хозяев чехословацкой газеты «Народни листы» до того, что они запретили в своих газетах само название СССР, а вместо этого приказали писать: «безымянное государство».

В такой обстановке возникали самые невероятные провокации, подвохи, авантюры, совершенно в духе гашевского Швейка. Читатели этой славной книги, конечно же, помнят бдительного служаку — путимского жандармского вахмистра Фландерку, известного всей округе искусными перекрестными допросами. В Швейке с помощью своего метода вахмистр разоблачил... русского шпиона. Именно таким Фландеркой оказался Эмил Томашек из Прашнего уезда.

Эмил благодаря своей русской жене Марии перезнакомился со многими эмигрантами. Среди его знакомых были казачий подполковник Федор Семиглазов, подозревавший в большевизме всех, кроме себя, генерал Сидорин, постоянно носившийся со своим проектом создания «Республиканского демократического объединения», которое одно только и могло спасти Россию и извести большевиков.

Как-то засидевшись с Семиглазовым за дюжиной «пра-здроя», сдобренного ромом, Томашек начал вспоминать службу в России.

— Знаешь, что я оттуда привез?

— Машку>— икнул Семиглазов.

— И Машку тоже. А еще шифр большевиков. Вот посмотри.

Семиглазов взял истертый листок: «Шифр главнокомандования Приморской области большевиков от 20.8.1920 года».

Официант опять менял порожние кружки на полные, и Семиглазов сложил листок.

— Это надо еще проверить. Я принесу на днях шифрованное сообщение советской миссии.

— А шифр пусть у меня пока побудет,— протянул руку за бумажкой Томашек.

Дальше события, зафиксированные протокольным языком жандармерии, развивались так:

«Шифр, который использовался в 1920 году для местной связи, не имеет для разведывательного отдела генерального штаба никакого значения, потому что исключено, чтобы он использовался для зарубежной связи.

Шифр составлен самым примитивным образом, он легко разгадывается. Совершенно ясно, что составлен шифр не специалистом, потому что в двух случаях одна и та же цифра указывается для двух разных букв.

Телеграммы русского происхождения, как правило, зашифрованы шифром значительно более сложным. Несмотря на это, была предпринята попытка дешифровать с помощью этого ключа несколько депеш. Успехом она не увенчалась».

Ротмистр Дуброва неделю в упор не замечал своего подчиненного Томашека, юлившего, как побитая собака. Томашек, в свою очередь, избегал Семиглазова и Сидорина.